Признание - Чарлз Тодд

— Боже правый! То-то переполох начнется, если эта история когда-нибудь выплывет на поверхность!

— Уиллет говорил мисс Фаррадей, что его следующая книга будет о настоящем зле. По-моему, он был прав… Скажите, как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно?

— Спасибо, у меня все есть. Сестра Грей уверяет меня, что я поправляюсь. Но мне так не кажется. Грудь еще чертовски болит.

— Да уж, представляю!

— Синтия знает, где я? Ведь ваш дом не так далеко от Челси, — с надеждой продолжал майор.

— О том, что вы живы, известно только доктору Уэйду, старшей сестре и сестре Грей. И только доктору Уэйду я сообщил, куда увожу вас.

— Глупости! Мне бы и в больнице ничто не угрожало.

— Да, не сомневаюсь. С другой стороны… неужели вам так не терпится рискнуть и снова подвергнуть вашу жизнь опасности? Мы пытаемся с вашей помощью поймать убийцу на живца… В Скотленд-Ярде не обрадуются, если вы умрете, находясь на моем попечении.

— Ладно, хорошо. — Рассел закрыл глаза. — Счастливой охоты!

Ратлидж оставил его и вернулся к Франс. Сестры дома не было; она на весь день уехала к друзьям. Ратлидж пошел в кабинет и снова достал коробку с рукописью.

Когда вошла Франс, время близилось к семи.

— Вот ты где! Я увидела твою машину, звала тебя, но ты меня не слышал. Ты ужинал? По-моему, в буфетной осталась холодная курица. Сделать тебе сэндвич?

— Зачитался и совсем забыл о времени, — признался Ратлидж. — Я пойду с тобой.

— Вижу, ты успел много прочитать. Надеюсь, дальше все не так мрачно, как в той части, которую видела я.

— Не так интересно, как я надеялся, — ответил ей Ратлидж. — Я продолжаю читать не потому, что мне нравится, а скорее из чувства долга.

Он солгал. Ему не хотелось, чтобы сестра узнала правду о Фарнэме.

— Извини. Ты говорил, что считаешь его талантливым писателем. — Франс начала рассказывать, как она провела вечер; не переставая говорить, она достала хлеб, курицу и принялась делать сэндвичи.

Поев, Ратлидж сделал вид, что ложится спать — ему не хотелось тревожить сестру. Убедившись, что Франс поднялась к себе, он тихо вернулся в кабинет и дочитал рукопись.

Отодвинув листы в сторону, он принялся размышлять о том, что натворил Бен Уиллет.

Может быть, он изгонял духов — сначала войны, затем француженки, которую он искал, но не нашел, и прошлого, которое еще висело над деревней, где он прожил почти всю жизнь? Может быть, именно призраки прошлого гнали его прочь из Фарнэма?

Остается только гадать, о чем была бы его четвертая книга. Возможно, о том, как Уайат Рассел из ревности убил Джастина Фаулера…

Теперь Ратлидж понимал, почему Джессап, Барбер и другие не хотели, чтобы в Фарнэме появлялся аэродром. Они боялись, что кто-то — от скуки, из желания продемонстрировать свою проницательность или просто стремясь досадить не слишком радушным местным жителям — наткнется на историю, которую никому не хотелось вспоминать. Фарнэмцы, конечно, боялись перемен. Но еще больше они боялись другого. Чем больше появится у них новых людей, тем скорее их маленькая, захолустная деревушка прославится на всю страну — но вовсе не за что-то хорошее. Как там выразился Барбер, передавая слова Джессапа? «Нам меньше всего нужно, чтобы Фарнэм приобрел дурную славу».

Неужели Джессап так боялся дурной славы, что убил Уиллета до того, как его третья книга успела выйти в свет? Обрадовался ли он, решив, что успел вовремя? Судя по тому, что рукопись была перепечатана на машинке, автор готовил «Грешников» к публикации. Исправить несколько мелких недочетов — и можно сдавать в печать. Уиллету оставалось одно: вернуться во Францию.

Неожиданно Ратлидж понял, почему убийца уничтожил багаж Уиллета.

Таинственный гость, заходивший за Уиллетом в меблированные комнаты, должно быть, знал или догадывался, что именно Уиллет везет с собой во Францию. Законченную рукопись. Он убил писателя, чтобы тот не сделал старую историю достоянием гласности, и, как он решил, уничтожил рукопись, чтобы никто не смог издать ее после смерти автора.

Так ли все было на самом деле?

Взяв прочитанные страницы, Ратлидж аккуратно сложил их в коробку, откуда они были взяты. Порывшись в бывшем отцовском письменном столе, он нашел моток бечевки и крепко перевязал коробку с рукописью. Затем он отнес обе коробки на чердак. Он пока сам не решил, как их расценивать — как важное вещественное доказательство или просто как личную собственность Уиллета, которую необходимо, в соответствии с его последней волей, передать Синтии Фаррадей.

Вернувшись к себе в комнату, Ратлидж лег в постель и стал смотреть в потолок.

Почти все было на виду, только он раньше ничего не замечал. И все же суть истории составляли несколько пропущенных фактов, без которых он бы не смог понять, что не так с деревушкой Фарнэм, расположенной на реке Хокинг.

Судовой журнал выкинул за борт рыбак по фамилии Джессап — чтобы никто из односельчан не догадался, что они попали на чумной корабль. Вот что, если верить Уиллету, написал в судовом журнале последний оставшийся в живых:

«Все умерли, кроме меня. Я по-прежнему не знаю, кто принес на корабль чуму. Боюсь, мы слишком долго простояли в Роттердаме. Я наблюдал, как они умирают, и понял, что не смогу смириться с таким концом в одиночку и без утешения. Вы, те, кто найдет мою запись, знайте: я решил покончить с собой. Молю Бога, чтобы Он простил меня. Но если я буду проклят за свой грех, значит, дьявол найдет меня в морской пучине» .

Сколько же фарнэмцев погибло из-за жадности одного человека! Однако самым ужасным оказалось даже не это, а то, что произошло дальше.

Священник собрал всех заболевших в крошечной церкви и сам ухаживал за ними. Умерших он выносил на крыльцо. Он как мог пытался сдержать распространение болезни. Жители деревни носили ему еду и питьевую воду; запасы оставляли на кладбище. Священник трудился не покладая рук, пытаясь спасти как можно больше своих прихожан.

Тем временем рыбак, который выкинул судовой журнал, собрал тех, кто еще не заболел, у залива и обратился к ним с пламенной речью. Он сказал: единственный способ остановить заразу — сжечь ее. И вот фарнэмцы запасли побольше дров и факелов, заколотили все выходы из церкви и подожгли ее. Священник и больные, находившиеся внутри, молили о пощаде, но пощады не было. Церковь сгорела до основания.

Фарнэмцы так и не поняли, кто откликнулся на их поступок — Бог или дьявол. Пока горела церковь, они молились, чтобы чума прекратилась и остальных пощадили.

Так или иначе, больше жертв в деревне не было.

Но Джессап, у которого в церкви заживо сгорела жена, через год повесился на дереве у залива, на виду у всех односельчан. И тогда фарнэмцы поклялись больше никому не рассказывать о случившемся. И только непокорный, задиристый сын Джессапа назвал в честь обреченного корабля гостиницу. Сменить вывеску так и не посмели.