Роза Марена - Стивен Кинг

«В снах все всегда меняется, — подумала она. — Сны — каквода в реке».

Она оглянулась и увидела «Уэнди», которая по-прежнему стоялау колонны; запутавшаяся в паутине своего промокшего длинного одеяния, онапредставляла жалкое зрелище. Рози подняла руку (свободную, не ту, которойприжимала к животу мокрый комок ночной рубашки) и нерешительно помахала ей.«Уэнди» сделала ответный жест, затем опустила руку и замерла, явно не замечаяхлещущего по ней плетью ливня.

Рози миновала широкий мрачный вход в храм и оказаласьвнутри. Она остановилась, напряженная, готовая в любой момент броситьсяобратно, если увидит… почувствует… она сама не понимала, что именно. «Уэнди»сказала, что ей не стоит опасаться привидений, но Рози подумала, что женщине вкрасном легко сохранять хладнокровие; в конце концов, она осталась там, уколонны.

Она догадалась, что внутри теплее, чем снаружи, однако телоее не ощутило тепла — лишь глубокую морозящую прохладу влажного камня, сыростьсклепов и мавзолеев, и на секунду ее уверенность поколебалась; ей показалось,что она не сможет заставить себя двинуться дальше по открывшемуся перед нейтенистому проходу между рядами скамеек, заваленному слоем давным-давно засохшихосенних листьев. Ей было слишком холодно… и не только потому, что она замерзла.Рози стояла, дрожа и хватая ртом воздух в коротких, похожих на всхлипываниявдохах, изо всех сил прижав к груди окоченевшие руки, и пар тонкими струйкамиподнимался от ее тела. Кончиком пальца она дотронулась до соска левой груди исовсем не удивилась, обнаружив, что он затвердел, словно каменный.

Лишь мысль о том, что необходимо вернуться назад, к стоящейна вершине холма женщине, заставила ее сделать очередной шаг — она непредставляла, как сможет предстать перед Мареновой Розой с пустыми руками. Розиступила в проход между скамейками, шагая медленно и осторожно, прислушиваясь кдалекому плачу ребенка. Казалось детский голос доносится с расстояния в целыемили, достигая ее слуха благодаря невидимой волшебной линии сообщения. «Идивниз и принеси мне моего ребенка».

Кэролайн.

Имя, которое она собиралась дать своей дочери, имя, котороеНорман выбил из нее, — это имя легко и естественно всплыло в сознании Рози.Груди снова начали слабо покалывать. Она прикоснулась к ним и поморщилась. Кожареагировала резкой болью на малейшее раздражение.

Глаза ее привыкли к темноте, и она вдруг подумала, что ХрамБыка почему-то очень похож на странноватую христианскую церковь — более того,он напоминает Первую методистскую церковь в Обрейвилле, которую она посещаладважды в неделю до тех пор, пока не вышла замуж за Нормана. Там же, в Первойметодистской церкви, прошла церемония их бракосочетания, из нее же вынесли теламатери, отца и брата, погибших в результате несчастного случая на дороге. Пообеим сторонам от прохода вытянулись ряды старых деревянных скамеек. Задниебыли перевернуты и наполовину засыпаны мертвыми листьями, издававшими пряныйзапах корицы. Те, что стояли ближе к алтарю, все еще сохраняли стройностьрядов. На них через равные промежутки лежали толстые черные книги, которыезапросто могли оказаться «Методистским собранием гимнов и песнопений», скоторыми выросла Рози.

Следующее, что привлекло ее внимание, — она тем временемпродолжала продвигаться по центральному проходу к алтарю, словно страннаяобнаженная невеста, — это царивший в храме запах. Под пьянящим гниловатымароматом листьев, нанесенных ветром через открытый вход за долгие, долгие годы,ощущался иной, менее приятный. Что-то в нем напоминало запах плесени, что-тосмахивало на смрад сгнившего мяса, а на самом деле не являлось ни тем, нидругим. Может быть, застарелого пота? Да, возможно. И, похоже, к немупримешивался запах других жидкостей. Почему-то она в первую очередь подумала осперме. Затем о крови.

Вслед за этим пришло новое, почти безошибочно угадываемоечувство, что за ней наблюдают чьи-то зловещие хищные глаза. Она ощутила, какони внимательно и бесстрастно изучают, ощупывают ее наготу, оценивают, вероятноотмечая каждую впадинку, каждый изгиб, запоминая каждое движение мышц подмокрой скользкой кожей.

«Поговорим начистоту. — казалось, вздохнул храм под гулкийбарабанный бой ливня по крыше и шуршащие мертвых листьев под ногами. — Мыпоговорим с тобой начистоту… но нам не придется беседовать слишком долго, чтобысказать друг другу все, что нужно. Правда, Рози?»

Она задержалась в передней части храма и взяла на Стоявшейво втором ряду скамейке толстую черную книгу. Рози открыла ее, и в ноздриударил запах разложения, настолько сильный, что она едва не задохнулась.Картинка на верхней половине страницы, выполненная смелыми черными линиями, никогдане появлялась в сборнике методистских гимнов ее молодости; изображенная на нейженщина стояла на коленях, выполняя fellatio мужчине, ноги которогозаканчивались не стопами, а копытами. Лицо мужчины было прорисовано лишьнесколькими штрихами; можно сказать, что его практически не существовало, ноРози все же уловила отвратительное сходство… по крайней мере, ей такпоказалось. Мужчина напоминал первого нормановского напарника ХарлиБиссингтона, который каждый раз, когда она садилась., не забывал проверить, гдезаканчивается подол ее платья.

Нижнюю часть страницы заполняли буквы кириллицы, непонятныеи тем не менее знакомые. Ей понадобилась лишь секунда, чтобы вспомнить: точнотакими же буквами была напечатана газета, которую читал Питер Слоуик, когда онав первый раз подошла к киоску «Помощь путешественникам» и обратилась к нему запомощью.

Затем с умопомрачительной внезапностью картинка пришла вдвижение, черные линии поползли к ее белым, одеревеневшим от холода пальцам,оставляя за собой липкие следы, похожие на слизь улитки. Картинка ожила. Розипоспешно захлопнула книгу; закрываясь, та издала чавкающий звук, и ее горлосудорожно сжалось. Она уронила книгу, и то ли стук увесистого фолианта одеревянную скамейку, то ли ее собственный сдавленный вскрик отвращения спугнулстаю летучих мышей в темной нише, предназначенной, по всей видимости, дляцерковного хора. Несколько уродливых созданий закружились, делая восьмерки унее над головой, простирая мерзкие перепончатые крылья, поддерживающие жирныекоричневые тельца; летучие мыши бесшумно рассекали промозглый воздух,постепенно успокаиваясь и возвращаясь в нишу. Впереди находился алтарь, и она соблегчением увидела слева от него узкую открытую дверь, а дальше — полоскучистого белого света.

— На-а-а сса-а-а-ммо-о-омм де-е-ле-е-э-э ты —Роо-о-у-узззи-и-и, — прошептал ей безъязыкий голос храма. — Ты-ы-ыРрро-о-о-у-уээзи-и-и-и На-а-ассстоя-а-а-ащщщая-а-а-а.

Подойди-и-и-и

ко

мне-е-э-э побли-и-и-иж-жже-е… и я-а-а-а тебя-а-апощщщщу-у-у-упаю-у-у-у.,.

Рози не решилась оглянуться; она не сводила глаз с двери и сполоски дневного света за ней. Ливень поутих, гулкий барабанный бой над головойослабел, превратив-здись в монотонное низкое бормотание.