Метро 2034 - Дмитрий Глуховский

— Попов! Отведи меня в радиорубку! Надо приказать северномублокпосту перекрыть ворота…

Артем подставил ему свое плечо, и они тяжело побрели мимоопустевшего поезда, мимо дерущихся людей, мимо гор хлама — в рубку, где стоял ителефон. Рана у командира, видимо, не была смертельной, но крови он терялмного. Пока дошли, силы совсем покинули его, и он обмяк в забытьи.

Придвинув к двери стол, Артем схватил микрофон внутреннегокоммутатора и вызвал северную заставу. Прибор пощелкивал, хрипел, будтонадрывно дыша, и молчал, страшно молчал.

Если этот путь перекрывать поздно, Артем должен предупредитьхотя бы Добрынинскую! Он кинулся к телефону, нажал на пульте одну из двухкнопок, подождал несколько секунд… Аппарат еще работал. Сначала в трубкешептало только эхо, потом послышалось стрекотание, и наконец пошли гудки.

Один… Два… Три… Четыре… Пять… Шесть…

Господи, пусть они ответят. Если они все еще живы, если досих пор не заражены, пусть ответят, пусть дадут ему шанс. Пусть отзовутсяпрежде, чем больные успеют добраться до рубежей станции. Сейчас Артем был готовзаложить душу, лишь бы на другом конце провода кто-нибудь снял трубку!

И тут случилось невозможное. Седьмой гудок оборвался насередине, послышалось кряхтение, далекая перебранка, и сквозь шорохи прорезалсячей-то надтреснутый голос, задыхающийся от волнения.

— Добрынинская слушает!

* * *

Клетка была опущена в полумрак. Но Гомеру хватило и этогоскупого света, чтобы увидеть: силуэт пленника был слишком тщедушный, слишкомнеживой, чтобы принадлежать бригадиру. Словно за решеткой сидело чучело —безвольное, поникшее. Кажется, охранник… Мертвый. Но где же Хантер?!

— Спасибо. Думал, не дождусь, — раздался утробный, глухойголос. — Мне там было… тесно.

Мельник крутанулся на своем кресле быстрее, чем успелобернуться Гомер. В проходе, отрезая им путь на станцию, стоял бригадир. Рукиего были крепко сцеплены, будто одна не доверяла другой и боялась выпустить ее.К людям он повернулся своей изуродованной половиной.

— Это… ты? — У Мельника дернулась щека.

— Пока да. — Хантер странно кашлянул; не знай Гомер, что тотне умеет смеяться, он мог бы, обманувшись, принять этот звук за смех.

— Что с тобой?.. Что с лицом?..

Мельник наверняка хотел расспросить его совсем о другом;отмашкой он приказал охране выйти вон. Гомера оставили.

— Ты тоже не в лучшей форме. — Бригадир снова кашлянул.

— Ерунда, — скривился Мельник. — Жаль только, не могу тебяобнять. Черт тебя дери… Куда ты… Сколько мы тебя искали!

— Знаю. Мне надо было… побыть одному, — отрывисто выговорилХантер. — Я… не хотел к людям. Хотел навсегда уйти. Но испугался…

— А что случилось тогда, с черными? Это от них у тебя? —Мельник кивнул на лиловые рубцы.

— Ничего. Мне не удалось их уничтожить. — Бригадирпритронулся к шраму. — Я не сумел. Они меня… Переломили.

— Ты ведь оказался прав, — неожиданно горячо заговорилМельник. — Ты прости меня, я вначале не обратил внимания, не поверил. У настогда было… Ты сам помнишь… Но мы их нашли, все выжгли подчистую. Думали, чтотебя нет больше. Что они тебя… Я их из-за тебя… За тебя. Всех до единого!

— Я знаю, — хрипло, надрывно произнес Хантер. — И они знали,что так будет — из-за меня. Они все знали. Они людей умели видеть, и судьбукаждого. Ты даже не знаешь, на кого мы подняли руку… Он нам в последний разулыбнулся… Послал их… Дал еще один шанс. А мы… Я их обрек, а вы исполнили.Потому что мы такие. Потому что чудовища…

— Что…

— Когда я к ним пришел… Они мне меня показали. Я как будто взеркало смотрелся и видел все, как есть. Я про себя все понял. Про людей понял.Почему с нами все так случилось…

— О чем ты?! — Мельник уставился на своего товарищавстревоженно, мельком глянул на дверь — не пожалел ли, что поспешил отослатьохрану?

— Говорю тебе. Увидел себя их глазами, как в зеркале. Невнешность, а внутри… За ширмой… Они его выманили на свет, к зеркалу, чтобы мнепоказать. Людоеда. Чудовище. А человека я не увидел. Сам себя испугался.Проснулось. Я раньше врал себе… Говорил, защищаю, спасаю… Врал. Просто голодныйзверь, рвал глотки. Хуже зверя. Зеркало исчезло, а оно… это… осталось.Проснулось и больше не хотело спать. Они думали, я себя убью после этого. Длячего мне жить было… А я не стал. Я должен был бороться. Сначала в одиночку…Чтобы никто не видел. Подальше от людей. Думал, могу сам наказать себя, чтобы онине карали. Думал, болью выгоню его… — Он прикоснулся к шрамам. — Потом понял,без людей оно одолеет. Забывал себя. И вернулся.

— Они же тебе мозги промыли! — тяжело произнес Мельник.

— Ничего. Уже все прошло. — Бригадир отнял руку от рубцов, иего голос переменился: он снова говорил глухо, мертвенно. — Почти все. Таистория давно кончена, что сделано, то сделано. Мы теперь тут одни. Надовыкручиваться. Я не с этим пришел. На Тульской эпидемия. Может вырваться и наСевастопольскую, и на Кольцо. Воздушная лихорадка. Та самая, смертельная.

— Мне не докладывали. — Мельник глядел на негоподозрительно.

— Никому не докладывали. Трусят. Врут. Скрывают. Не знают,что делать.

— Что ты от меня хочешь? — Тот подобрался в кресле.

— Ты сам знаешь. Опасность должна быть устранена. Дай мнежетон. Дай людей. Огнеметы. Нужно закрыть и очистить Тульскую. По необходимости— Серпуховскую и Севастопольскую. Надеюсь, дальше не ушло.

— Вырезать три станции на всякий случай? — переспросил Мельник.

— Чтобы спасти остальных.

— После такой бойни все возненавидят Орден…

— Никто ничего не узнает. Мы не оставим никого, кто мог бызаразиться… и увидеть.

— Такой ценой?!

— Ты не понимаешь? Если мы промедлим еще немного, спасатьуже будет некого. Мы слишком поздно узнали об эпидемии. Другой возможностиостановить ее не будет. Через две недели все метро будет сплошным чумнымбараком, через месяц — кладбищем.

— Я должен сам убедиться…

— Ты не веришь мне, да? Считаешь, что я помешался? Не верилтогда и сомневаешься сейчас. Плевать. Пойду один. Как обычно. Хоть свою совестьсберегу.