Ночная Земля - Уильям Хоуп Ходжсон

Дева рассказывала мне об этом, словно бы грезя наяву. Конечно же, она говорила о том времени, когда день сделался невероятно долгим, ибо наш мир устал кружить вокруг своей оси. В том веке всяк, кто оставался на одном месте, неизбежно погружался в морозную ночь, длившуюся, наверно, около года. Должно быть, в ту странную пору все человечество превратилось в скитальцев: ведь остаться без света значило умереть от ужасов свирепой ночи; всем приходилось ехать вперед, чтобы не разлучаться с солнцем. Странная жизнь, и вы, конечно, согласитесь со мной.

Расспрашивая Деву, я ощущал томление в сердце, боль ревности и печали. Ведь она говорила о той жизни, которую прожила, не зная меня. Должно быть, в том веке ее учил любви другой.

В вопросах моих уже звучало отчаяние, которое лишь усиливала моя слабость. Однако Наани не помнила в той жизни ни меня, ни какого-то другого мужчину, она не помнила вообще ничего, кроме движущихся городов, вдруг всплывших в ее памяти из бездны лет, полных скорбей, радостей и чудес, из которых и складывается мир человека.

Тем не менее, мои расспросы расстроили Наани, моя тревога причинила ей боль; Дева вдруг испугалась, осознав, что было такое время, когда она не знала меня, и, возможно, даже находилась в руках другого мужчины.

Однако Наани постаралась помочь мне и образумить. Она поведала мне, что не помнит о том, чтобы любила в ту далекую пору; но если она тогда и принадлежала другому, то тосковала обо мне, Ее Собственном, которого она не в силах была забыть. Истинно, такова жизнь; счастье, любовь и радость рождают печаль… не следует забывать об этом.

Наани напомнила мне, что с тем же успехом мы можем предполагать, что и в той жизни она умерла моей собственной Девой; незачем думать, что сердце могло позволить ей принять другого мужа; ведь душа ее знала, что уже встретила Своего Собственного, и потому не обратила бы внимания на предложения других мужчин. Увы, мы могли только гадать, как было на самом деле. Наани сказала, что как ей кажется, кроме меня, она не принадлежала никому, — быть может, лишь потому, что любовь рождала в ней такое желание.

Впрочем, мы могли верить лишь в то, что прежде были вместе, и надеяться, что остаток пути не разлучит нас.

Последовав этому мудрому примеру, я обрел новые силы, подумав, что напрасно терзаю себя пустыми сомнениями… кроме того, не имея власти над прошлым, я не мог ничего узнать или исправить.

Когда мы вновь взялись за еду. Дева удобно расположила меня, поправила мои повязки и решила надеть башмаки и причесать волосы, клянусь, лишь потому, что знала, как восхищают меня ее босые ноги и волосы, рассыпавшиеся по плечам. Она была так рада, когда я восхищался ее смелой красой, ибо во всем дополняла меня, о чем только и остается мечтать мужчине. Так закончился этот тихий день, отданный разговорам и дружбе. Дева приготовила меня ко сну и легла рядом, повернувшись ко мне милым лицом; наделив меня полным любви и значения поцелуем, она уснула, довольная и мирная, сразу и дитя, и женщина.

Я тоже уснул, помню только, что Наани время от времени чуть приподнималась на локте и с большой любовью заглядывала в мое лицо, проверяя, хорошо ли мне.

Ну а проснувшись, я услышал шипение воды и понял, что Дева уже поднялась и сперва занялась собою, что я заметил, едва она подошла ко мне, ведь волосы ее, успевшие просохнуть после мытья в укрывавшейся за кустами теплой котловине, лежали на плечах именно так, как мне нравилось. И я глядел на нее с любовью и уважением — вполне естественными — а она с милым удовольствием в сердце; и высокое чувство владело нами; все мое существо горело любовью, в сердце пылало духовное пламя, которому разум лишь прибавлял жару, дабы оно жило вечно, и никогда не гасло.

Любовь осветила все вокруг нас, и Наани преклонила возле меня колени, не отрывая от меня взора, со смирением принимая все величие моей любви, преображая ее и возвышая… казалось, что я был для нее всем: миром, временем и пространством.

Дева протянула ко мне руки, в глазах ее искрились слезы, которые никогда не будут пролиты. Она приникла к моему сердцу, и мы притихли рядом, потому что нуждались лишь в том, чтобы быть рядом. Воистину, там, где двое связаны любовью, не будет нужды и недостатка, но только вечная полнота.

Истинно, в этом была моя Надежда на то, что пришло потом — на полноту счастья и радости; ведь все скорби и горести лишь очищают и совершенствуют живущих, извечно приготовляя нас для еще более великого воплощения.

Наконец Наани мягко высвободилась из моих объятий, и с тихой лаской омыла мои раны и тело.

А потом мы ели и пили, счастье и великое спокойствие овладели нами; казалось, что мы покоились среди мира и полного довольства. И я думал тогда о той красоте, которую мы оба даровали друг другу. В той жизни мне не доводилось целовать девушек. Наани была у меня первой, как и я у нее. Она сторонилась мужчин. Все они казались ей чужими. Но мы настолько подходили друг другу, что души наши как бы дополняли друг друга. И не было ничего, что могло бы разделить наши сердца.

Я вспомнил о своей недавней ревности. Нетрудно было догадаться, почему она никогда не отдавала себя другому и не могла легко сдаться — душа ее принадлежала мне целую вечность. Возможно, так будет когда-нибудь со всеми людьми. Только с нами произошло великое чудо; мы встретились рано, познали предельную боль разлуки и встретились снова — у конца Времен.

С великой жалостью обращаю я мысль к тем, кто не встретил возлюбленного или возлюбленной. Быть может, они не хранили себя для Любимого или Любимой, а легкомысленно проматывали сокровища, предназначенные для Единственного; не знающим любви, не понять той Святой Славы, которую обретает тот, кто приходит к Возлюбленной и говорит: возьми все твое, что я сберег для тебя. Тогда Возлюбленная принимает дар и помнит о нем. Но особенная скорбь ждет легкомысленных, не ждавших Возлюбленную; им суждено сожалеть о том, что они не сохранили святую долю, положенную Любви; сожалеть и стенать: если бы мы знали, если бы мы только знали. Но и эту боль ждет конец, если им суждено встретить истинную Любовь. Такова власть, дарованная Любви, придающей всему сладость и величие, пламенем своим сожигающей все ничтожное, и если все в мире встретят Возлюбленного, сгинет легкомыслие, и останутся только Радость и Благородство, не знающие конца.

Есть одна тонкость, которую я, быть может, не достаточно продумал; насколько мне известно, ошибавшихся, но ставших на верный путь ждет большее величие за перенесенную боль; и пусть это ободрит вас, знающих, какие ужасы мне пришлось пережить. Боль свидетельствует о развитии и разрушении, а любовь преобразует человека в тем большей степени, чем больше он нуждаетесь в этом… а сильная боль и преобразует сильнее.

Итак, я не хочу, чтобы вы полагали, что Возлюбленный уже пришел, храните же себя и умножайте, чтобы встретить Любимого в Ваш день, чтобы выразить свою любовь во всей подобающей красе и счастье; тогда вам удастся избегать горшей боли. Но хватит слов. Воистину, когда придет ваш собственный день, вы сами поймете меня во всей простоте Истины, а пока я хочу лишь предостеречь вас и попросить позаботиться о себе ради будущего счастья. Если же вы не хотите прислушиваться ко мне… что ж, поймете потом.