Палитра его пороков - Анна Веммер

— Пока киса, не замерзай.

Элька даже ревет тихонько, как будто боится капризничать. И он чувствует себя самым последним мудаком. Поднимает голову, смотрит в серое осеннее небо и…

— Ладно. Поехали в ветеринарку. Если он не блохастый, можешь поселить его у себя.

Он пожалеет об этом решении, чувствует, что пожалеет не раз. Но сейчас, когда Элька виснет у него на шее и радуется, он готов взять целое стадо котов.

Вскоре оказывается, что это не они взяли котика в дом. Это кот милостиво согласился пожить у Сереброва и теперь ждет благодарности и подношений.

Сначала, напуганный новыми людьми и приемом у ветеринара, котенок вел себя, как в рекламе кошачьего корма: ласково терся об руку, звонко мяукал и умилительно спал на подушечке, которую ему купили. Весь дом сбежался посмотреть и повздыхать, Кисточке показали сотню почти одинаковых фотографий (в отделение принести кота Семеныч категорически запретил, на весь коридор проорав что он лучше будет в сельском санатории мерить давление пенсионерам, чем останется в клинике, где всем плевать на правила).

В общем, Серебров хоть и не остался в восторге от нового жителя, вынужден был признать: польза от кота есть.

А потом зверюга обнаглела. Сначала ему строго-настрого запретили лезть в постель к Эле. Сергей лично контролировал, и его пушистый побаивался. Но едва контроль ослаб, пошел в атаку и Элина, как существо крайне внушаемое и сердобольное, из кровати не гоняла.

Потом она крайне неудачно упала на катке, и Сергею пришлось положить ее рядом, на случай, если вдруг она поймала сотрясение. Кот, естественно, пришел за хозяйкой. Тогда он не стал прогонять животное, рассудив, что Элина заслужила компенсацию. Но время прошло, сотрясение не подтвердилось, девочка вернулась к себе… а кот остался.

Точнее, попытался, потому что жертвовать половиной кровати Серебров готов изредка — ради Элины и с концами — ради Кисточки. А не пушистой задницы с непомерным самомнением.

Война длилась три дня и три ночи. Кот пищал, но лез в кровать, а если его запирали в коридоре, будил весь дом воплями и царапаньем. Серебров просыпался и за шкирку выкидывал тварюшку с постели. Вечером приходил с работы и обнаруживал тщательно свитое гнездо из подушки и покрывала на кровати.

В итоге кот перестал спать на кровати, Сергей победил. Но ботинки он теперь убирает в шкаф. На всякий случай.

За окном падает снег. Близится декабрь, ночи уже длинные, а дни морозные. На работе адский завал перед годовыми отчетами, а еще надо заняться зимней одеждой Элины. Но на этот раз он планирует отрядить Марину. Пусть берет его кредитку, ведет Элю по магазинам и советуется с Женей в реальном времени. Их это развлечет, а у него времени едва хватает на то, чтобы ездить к Кисточке и возить Элю на каток. От этих двух пунктов плана Сергей отказываться не готов.

Даже в выходной он сидит в кабинете, просматривая почту и разбирая накопившиеся документы. Так погружен в работу, что не замечает движение сбоку, а когда внимание переключается на кота, непроизвольно открывает рот: зверь самозабвенно лакает из его чашки с чаем.

— Ты че, пидор пушистый, совсем офигел?!

Кот смотрит с укоризной, будто понимая, что обозвали его как-то некультурно. Наклоняет голову, будто спрашивая "Ты чего разорался?".

— Ну? — мрачно хмыкает Серебров. — Чего стоишь? Пей теперь. Думаешь, я после тебя это пить буду?

В кабинет заглядывает Костя:

— Занят?

— Труп спрятать поможешь?

— Кошачий? Ща схожу за лопатой.

"Мяа-а-ау!", — протестует кот, будто понимает, и стремглав уносится в коридор.

— Поговорить хотел. — Костя будто нервничает, такой брат Сереброву непривычен.

— Поговорить хотел. — Костя будто нервничает, такой брат Сереброву непривычен.

— Садись.

— Как Женя?

— Нормально. Встает, ходит, правда, по палате, и по коридору с костылями. Обещают выписать через пару дней, с условием посещения всяких ЛФК и прочей мути.

— А голова? Память?

— Память о падении, может, и не вернется, она же была в отключке. К лучшему, наверное. В целом нормально все, так, ерундовые сбои. Рука только еще плохо работает, но эта красотка и левой умудряется акварели штамповать.

Затем Костя задает вопрос, которого Сергей совсем не ждет:

— Жениться будешь?

— Понятия не имею, не думал об этом.

— А зря. Женя на правах любовницы тут жить не будет, а как она одна после травмы? Работать долго не сможет, ребенок к тебе привязалась, да и оплачивать все эти тренировки и развлечения одинокой художнице ну никак, особенно в "Эдеа".

— Ты от меня чего хочешь, Кость? Я ее знаю с лета… ну ладно, видел год с лишним назад, но минут двадцать, не больше. Полгода с натяжкой — не срок для свадьбы.

— А сколько срок?

Он понимает, к чему клонит брат. С Вероникой они были вместе всю жизнь, и вот чем все кончилось. Он не думал о второй свадьбе, даже в перспективе, справедливо полагая, что хватит с него семейной жизни и вообще, хорошее дело браком не называют.

А теперь понятия не имеет, что делать. Кисточка молода, красива, талантлива. Возможно, влюблена, а может, просто испытывает благодарность за помощь. Секс не равен любви, а чувственность Жени не определяет ее чувства.

— Я, конечно, к вам лезть не буду. Но как гласит мудрость интернета: если долго смотреть на девушку, можно увидеть, как она выходит замуж.

— Как гласит мудрость этого дома: если долго бесить хозяина, можно лишиться любопытного носа.

Костя смеется. Так странно: его смех Сергей не слышал уже давно. Такой смех — не саркастичный, не злой.

— Но я вообще не об этом. Не хочешь, не женись. Я…

Он мнется, переплетает пальцы и явно с трудом смотрит в глаза. Сергей хмурится: такое поведение для Кости крайне нетипично. Он что, задушил Марину и закопал на заднем дворе?

— Ну? Говори давай.

— Я хочу протез.

Ну вот, все-таки убийство: гордости.

— Хочешь — будет. Займет недели три, максимум пять, если хочешь успеть до Нового Года, лети завтра.

— Ух ты. Так быстро.

— Кость, давно уже все готово и давно пора было. Протез, реабилитация — и вперед, на лыжи. Или вон, на коньки, Элина тебя поставит.

Поддаваясь порыву, Серебров достает из бара два стакана и бутылку с коньяком. Ему надо, Косте, пожалуй, тоже. Прошли времена, когда старший брат был обязан порицать выпивку. Они давно уже взрослые, да и братья, надо сказать, не то чтобы образцовые.

— А закусывать нечем, — хмыкает Костя.