Другие правила - Валерий Большаков

Метеоритная атака выдыхалась. Взрывы и взрывчики вспухали все реже, то далеко, то близко — не угадаешь. «Только бы не попало! — молился Эдик. — Только бы мимо!»

Сверкнул последний космический булыжник, слабо ударило по пяткам, но Эдик долго не мог стронуться с места.

— Это был не наш расстрел, ребята, — глухо молвил Кленин и грязно выругался.

— Я уж думал — все, — дрожащим голосом признался Вася, — еще бы и мне полковник яму рыл…

Он громко икнул в эфире.

Солнце закатилось. Наступила двухчасовая моанская ночь.

— Ты лед видел? — спросил Кленин, уходя от страшного.

— Видел, — сказал Эдик. Он прислушался к себе, к своему голосу — испугался он? Сильно? Или не очень?

Медленно, сторожко сошлись трое разведчиков у неглубокого, парящего кратера. Под тонким слоем реголита пряталась линза чистого водяного льда. В свете нашлемных фонарей лед переливался голубым и белым, искрился и взблескивал, как битый хрусталь.

— Во! — поразился Кленин. — Я ж тут проходил! Вон и следы мои! Считай, по льдине гулял, изыскатель хренов!

— Вася! — позвал Эдик и спрыгнул — замедленно слетел — в яму. Его ноги ушли в колотый лед. — Сбегай на корабль, сообрази что-нибудь вроде волокуши! А мы пока камни уберем…

— Ладно!

— И лазер прихвати заодно! Он там, в гасительной!

— Понял!

Серебристая фигурка пилота взмыла в черное небо. Болтая ногами, Вася плавно перелетал метров триста, касался поверхности и вновь воспарял. С разбегу перескочив останец, скрылся из глаз.

Кленин, похохатывая, погрузил руки по локоть в ледышки и подбросил их, рассыпая блестками.

— Живем, едрить твою! — закричал он на всю Моану. — Живем!

Из космоса Европа глядится шаром ровного розового цвета с бурыми пятнышками, исчерченным узором трещин. Ожидаешь увидеть это же вблизи, с поверхности, а там картинка совсем иная. На все четыре стороны стелется загоризонтный паззл из гигантских ледяных плит. По льдинам зигзагами проходят разломы, тянутся песчаные гребни и голубые впадины; сверкают невысокие холмы, намороженные выбросами конвективных потоков, блестят выемки и откосы, мутнеют пятна коричневого и серого льда, ноздреватые от сублимации.

А в черном небе сияет бурый Юпитер, размытый, огромный — наверное, раз в тридцать больше, чем Луна с Земли. «Джуп» опоясывают желтые и белые взлохмаченные полосы бурь, пересекают наискось черные и зеленые пояса аммиачных облаков. Под желтым светом ломаются на неровном льду густые серые тени. Над горизонтом поднимается красноватый диск Ио, повыше висит пятнистый серп Ганимеда. Красиво.

Флагман Славин, затянутый в черный комбез с серебряными нашивками, стоял у огромного круглого окна на верхнем ярусе базы «Минос», дожидался, когда ему принесут скафандр, и любовался пейзажами. Он любил четвертый спутник Юпитера Не за виды, а за стабильность и самодостаточность. Европа была единственной планетой в системе, которая не поддалась искусу изобилия. Европеанцы вежливо, но решительно отвергли репликаторы, обессмысливавшие труд простых работяг, — и сохранили целостность своего мирка. Здесь по-прежнему жили, и работали, и учились, и строили около четырехсот человек. И никто тут не маялся дурью от безделья, не делил людей на ваших и наших. И правильно. Пусть на Земле и посмеиваются над «преодолителями искусственных трудностей», зато тут не плачут!

Флагман давно уже решил поселиться здесь, когда его выгонят из командующих Первой космической эскадрой. В том, что его попрут, Славин не сомневался ни капельки — он уже всем надоел своей солдатской прямотой. Ну, какому сановному дураку понравятся имена прилагательные типа «безмозглый» или «тупой» перед фамилией? Пока флагмана еще придерживают, но случится когда-нибудь осечка, и вылетит он из обоймы «высокопоставленных». Со свистом.

— Ваш багажный контейнер, — подрулил сзади серворобот — плоская платформочка с блестящим ящиком наверху. — Здесь скафандр с водометом, ампуломет, по три обоймы разрывных игл и бронебойных стрелок…

— Где остальные? — перебил его Славин.

— На нижнем уровне. Ждут вас.

— Все, едем.

Флагман пропустил робота в кабину лифта, вошел сам и нажал сенсор «Ц» — цокольный ярус. Поохотиться на коверного ската — самую крупную тварь, обитающую в европеанском океане, — он мечтал уже давно. Его домашний музей украшали челюсть белой акулы, убитой им у Большого Барьерного рифа, и клюв гигантского кальмара, добытого к югу от Бонин. А вот спираложала, как у коверного ската, — увы. Он уже и место для него присмотрел — посреди стены, раскрутив в три оборота…

Лифт открылся на нижнем служебном уровне, и Славин вышел. Робот просеменил следом. Неистребимый запашок тухлых яиц отмечал коридоры и отсеки цоколя — вонял подледный океан. Местные, впрочем, не морщились, привыкли.

Охотники ждали флагмана у кессона — всегда очень спокойный Кузьмичев (он работал подводным монтажником и хорошо знал океан), дьявольски энергичный Олег Смирнов с рудничного комплекса (местные «шахтеры» не добывали руду, они отсасывали воду из гидротермальных источников, богатую минералами), по-крестьянски простодушный Женя Семенов, рабочий с коллективной водорослевой фермы.

— Здравия желаю, господин командующий! — рявкнул Олег.

— Вольно, — заулыбался Славин. — Здоров, мужики!

— Здрав будь, воевода! Привет! Здорово!

Пожав всем руки, Славин облачился в скафандр. В океане Европы свободный кислород отсутствовал, и земные аквастаты для него не годились. Приходилось «набивать» о-два в обычный сдвоенный баллон.

— Далеко поплывем? — поинтересовался флагман.

— Да нет, не очень, — заговорил Кузьмичев, — мимо пятой фермы, строго на север, не доплывая до станции «Рада-мант», — там у него логово… Давление все проверили? Оружие? Пошли!

По длинному наклонному коридору охотники дотопали до шлюза. Там уже надели ласты и пустили воду. Вода была очень холодная, минус три, и «заправленная» шугой. Славин погрузился с головой и выплыл в океан.

— Нашлемные включить, водометы — малый ход!

Они шли в глубину, огибая ребристые радиаторы на нижних границах базы. В этих местах многокилометровая ледяная оболочка была раковистой, расстрескавшейся, покрытой сульфидной коркой. Вода вокруг черна была и прозрачна. Кузьмичев вел их прямо под ледяным сводом. Под лучом нашлемного фонаря волнистый лед отсвечивал голубым и зеленым. Далеко впереди мерцали огни фермы — два рядка мутных светлячков.

— Водометы — самый полный!

Из сопел на спине забили тугие струи, низкий стон турбинки стал выше. Огонечки впереди стронулись и стали приближаться. Вода была очень чистой, иногда только в ней пробулькивали пузыри метана. Левее в свете фонаря всплывал бахромчатый бактериальный мат, оторвавшийся от донной колонии, вокруг него висела дымка молекулярной серы.