Прошлое должно умереть - Вадим Панов

Вопрос, заданный размеренным, но отчетливо высокомерным тоном, заставил Огнедела повторно сбиться, только на этот раз – заметно. Помпилио зевнул, прикрыв рот пальцами правой руки. Тайра отвернулась, пряча улыбку.

А Маурицио вцепился руками в подлокотник, закусил губу и молчал примерно полминуты. Затем тихо сказал:

– Знаешь, зачем здесь два телохранителя, братец? Не для тебя – для меня. Они должны сдерживать меня, чтобы ты не умер раньше времени. Я приготовил для тебя нечто особенное и хочу, чтобы ты сполна насладился блюдом моей мести.

– Холодным?

– Увидишь. – Огнедел помолчал еще чуть, окончательно взял себя в руки и почти спокойно заметил: – Кстати, ты тоже прославился, братец, благодаря кардонийской трагедии о тебе узнал весь Герметикон. Ты приобрел широкую известность.

– Для этого мне не пришлось подло убить беззащитную женщину. – Помпилио скривился.

– Подло? Я был на площади – среди телохранителей и полицейских! Я рисковал!

– Я восстановил каждую секунду убийства, каждый твой шаг, каждое движение и знаю, что ты мастерски отвлек внимание охраны. И стрелял в безоружную женщину. – Пауза. – Тебе ничто не угрожало, трус.

И столько презрения прозвучало в голосе Помпилио, что вскочивший на ноги Огнедел едва удержался от пощечины.

– Я изменил ход истории!

– Раньше ты был мерзавцем, а теперь просто спятил.

– Не забывай, что твоя жизнь – в моих руках.

– А твой разум – в моих.

– Ведьма для меня безопасна.

– Разве я сказал, что твой разум в ее руках? – удивился Помпилио. – В моих, брат, в моих.

– Неужели? – прищурился Маурицио.

– Ведь это я сделал тебя таким, какой ты есть…

– Нет!

– Я свел тебя с ума…

– Нет!

– И глядя на огонь, ты всегда видишь горящий Гларден…

– Нет!

– И меня, все эти годы ты видел меня, брат, превзошедшего тебя во всем.

– Ты оставил меня умирать! – завизжал Огнедел.

– Я думал, что ты уже умер, – поправил его Помпилио.

– А если бы знал, что я жив?

– Вернулся бы и добил.

Охранники насторожились, решив, что Огнедел собирается накинуться на пленника, но террорист сдержался. Помолчал, бешено глядя на брата и стоя в шаге от него, после чего вернулся в кресло, глубоко вздохнул и очень медленно продолжил:

– Ведьма, ты знаешь о чувствах, которые мой братец испытывал к той девчонке? Конечно, знаешь, ты ведь наверняка побывала в его голове и поняла, как сильно он любил свой цветок, свою Лилиан… – однако на Тайру Огнедел даже не посмотрел, все его внимание было приковано к Помпилио, который вновь надел на лицо маску холодного равнодушия. – Ты не поверишь, братец, как долго я ждал, когда ты кого-нибудь полюбишь. Я хотел убить тебя сразу, едва оправился от ран, хотел сжечь твой вонючий цеппель и проклятый Даген Тур, но сдерживался. Я понял, что смерть не станет для тебя чем-то страшным, как не стала для меня – мы ведь воины, нас учили, что смерть – это обязательная часть жизни, мы без колебаний принимаем вызов на дуэль, мы умеем рисковать и всегда готовы умереть… Я же хотел сделать тебя несчастным, братец, я хотел, чтобы ты кого-нибудь полюбил, и я дождался… Слышишь, ведьма: я дождался! Братец капризен и чванлив, это большое дитя, проводящее жизнь в праздности и развлечениях. Его опасные приключения, тренировки в Химмельсгартне – это все развлечения, нужные, чтобы не умереть со скуки. Таким уж он уродился… младший… любимчик родителей и Антонио… самовлюбленный урод… Но я дождался: братец в конце концов влюбился. Я долго не мог поверить, что это случилось, долго наблюдал за вами со стороны, пока не убедился, что ты действительно обожаешь Лилиан… Я приготовился к удару, хотел убить ее на Заграте, но эти кретины устроили на планете революцию! – Огнедел развел руками, театрально демонстрируя глубину своего разочарования. А следующую фразу произнес очень серьезно: – Я восхищаюсь совершенным тобой подвигом: отправиться в захваченный бунтовщиками дворец, чтобы спасти девушку, – это дорогого стоит. Прими мое уважение.

Помпилио с достоинством кивнул.

– И ты не представляешь, как сильно я расстроился, когда твой корабль не вышел из межзвездного перехода. Поверь: никто не оплакивал тебя сильнее меня. Никто не надеялся на твое возвращение сильнее меня. Никто тебя не ждал, как я, – даже Лилиан.

– Верю, – подтвердил Помпилио.

И его ответ заставил Огнедела улыбнуться.

– Ты всегда знал, когда я говорю правду, а когда лгу. А значит, ты легко поймешь искренность моей следующей фразы: сегодня я причиню тебе жуткую боль, братец. Я убью двух женщин, которые тебе доверились: эту ведьму и ту малышку, которую с минуты на минуту доставят мои люди. Убью их страшно, подвергну самым диким пыткам, которые придумывал весь последний год, и заставлю тебя смотреть на их мучения, заставлю слышать, как проклинают они тебя, и лишь потом убью…

– Капитан, – позвал Огнедела заглянувший в кают-компанию вестовой.

– Что?! – рявкнул террорист. – Как ты смеешь?!

– Разведчики засекли идущий с юга цеппель, – дрожащим голосом доложил вестовой. – Судя по силуэту – импакто.

Несколько секунд Маурицио молчал, бешено глядя на не вовремя явившегося пирата, а затем перевел взгляд на брата:

– Нет, не импакто, это «Пытливый амуш», исследовательский рейдер Астрологического флота, и я рад, что он сумел меня отыскать. Сегодня, братец, ты потеряешь все: и ведьму, и жену, и самых преданных друзей. Я счастлив.

Он поднялся, сделал шаг к двери, но остановился, услышав негромкий окрик:

– Маурицио!

– Да?

Повернулся, в надежде, что сумел пробить броню младшего, но ошибся.

– Ты слишком много общался с людьми не своего круга, – высокомерно произнес Помпилио. – Обращение «братец» обесценивает пафос твоих обещаний. Мне хочется смеяться.

– Я убью тебя после того, как ты заплачешь, – процедил Огнедел.

И услышал в ответ слова, которые заставили его вздрогнуть:

– Нужно было сделать это на Кардонии.

* * *

– Уверен, Огнедел ничего не заподозрил, – пробормотал Туша после того, как радист отключил связь и сделал знак, что можно говорить свободно. – Он почувствовал, что я нервничаю, но история о том, что мы не можем разбудить Киру, рассеяла его сомнения.

– История получилась убедительной, – согласился со здоровяком Уран Дюкри. Полицейский слушал разговор через наушник и пришел к тому же выводу.

– Я старался, – протянул Иона, вытирая пот. – Я очень старался.

– Да.

Здоровяк жалко улыбнулся. Ему было страшно, очень страшно. А самое ужасное заключалось в том, что это поганое чувство не отпускало и не притуплялось.