Переходный возраст. Не упустите момент - Лоуренс Стейнберг

Некоторые не понимают, почему общество должно относиться к подросткам, совершившим преступление, иначе, чем к взрослым. Они указывают на то, что подростки отлично понимают, что такое хорошо и что такое плохо. Зачем же проявлять к ним снисхождение? Более того, они обычно спрашивают, почему один и тот же приговор считается чрезмерно суровым, когда он вынесен в отношении подростка, и адекватным – если это взрослый?

Ответ на эти вопросы прост: чтобы наказание соответствовало преступлению, оценивать нужно не только преступление, но и преступника. Незрелость подростка не означает его невиновности, она означает меньшую степень его вины{320}.

Рассмотрим пример, доведенный до крайности: представьте, что кто-то бросил камень с автомобильной эстакады. Этот камень попал в лобовое стекло проезжающего внизу автомобиля, из-за чего водитель потерял управление, попал в аварию и получил серьезные травмы. Прежде чем решать, какого наказания заслуживает человек, бросивший камень, посмотрите, сколько ему лет. Вряд ли многие из нас сочтут, что восьмилетний мальчик и 28-летний молодой человек в равной степени отвечают за это действие. Думаю, немногие сочтут справедливым наказывать мальчика и взрослого человека одинаково, хотя одинаковыми в обоих случаях были преступление и нанесенный вред. Суровое наказание для молодого человека, совершившего такой поступок, может быть вполне адекватным, но оно было бы чрезмерным в отношении восьмилетнего мальчика. Даже те, кто настаивает, что подростков, нарушивших закон, нужно судить как взрослых, вероятно, не смогли бы воплотить это на практике в отношении преступника, который ходит во второй класс[43].

Большинство едины во мнении, что до определенного возраста люди не должны отвечать перед законом по всей его строгости. Гораздо сложнее прийти к согласию о том, когда наступает этот возраст. Разница между возрастом 8 и 28 лет ясна. Разница между возрастом 15 и 28 лет уже не так очевидна. Однако научно доказано, что между этими двумя возрастными точками происходит значительное развитие.

Верховный суд США принял эту точку зрения при рассмотрении дел, в которых речь шла о смертном приговоре несовершеннолетним и о пожизненном заключении без права условно-досрочного освобождения. «Как известно каждому родителю, – написал судья Верховного суда Энтони Кеннеди во мнении большинства по “делу Ропера”, где подростку грозила смертная казнь, – подростки отличаются меньшей зрелостью, чем взрослые». Он отметил, что подростки импульсивны, недальновидны, чрезвычайно подвержены влиянию сверстников, а их личность все еще находится в стадии формирования. По его мнению, в отношении подростков не должна рассматриваться возможность вынесения смертного приговора, который предназначен для самых закоренелых преступников, несущих полную ответственность за свои преступления и, вероятно, уже не исправимых. Верховный суд постановил, что вынесение смертного приговора в отношении несовершеннолетних преступников является чрезмерным наказанием в свете данных о незрелости мозга в подростковый период, а потому может считаться нарушением Восьмой поправки к Конституции, запрещающей «жестокие и необычные» виды наказания.

В своем решении судья Кеннеди опирался не только на то, что «известно каждому родителю». К моменту рассмотрения этих дел в Верховном суде были собраны научные доказательства того, что подростки более импульсивны, подвержены давлению со стороны сверстников и еще не сформировались как личности; кроме того, ученые привели нейробиологические доказательства существования этих различий. Использование нейронауки для обоснования бытовых наблюдений (того, что «известно каждому родителю»), а также психологических исследований, подтверждающих эти наблюдения, не поменяли основного утверждения, что подростки изначально менее ответственны за свои действия, чем взрослые, но придали ему вес. Наука о развитии головного мозга позволяет говорить о подростковой незрелости в биологических, а не психологических терминах. Конкретные, а не абстрактные доказательства гораздо более убедительны{321}, особенно доказательства нейронауки. С этой точки зрения сканирование головного мозга убедительнее тысячи слов.

Самый странный вопрос, который мне задавали за сорок лет, в течение которых я занимаюсь изучением развития мозга в подростковом периоде, это требуется ли, по моему мнению, обладать формальным операционным мышлением, чтобы собрать самодельное взрывное устройство.

Согласно теории когнитивного развития ребенка Жана Пиаже[44], «формальное операционное мышление»{322} является высшим уровнем когнитивного развития. Эта стадия начинается в подростковом периоде, и для этого требуется уровень абстрактного мышления, обусловленный функционированием систем мозга, развитие которых происходит в детстве и раннем подростковом возрасте, но полная зрелость наступает не ранее 15–16 лет.

Этот необычный вопрос мне задали в ходе досудебного следствия в тюрьме на базе Гуантанамо, где я выступал в качестве привлеченного эксперта в деле заключенного, обвиненного в создании и установке самодельных взрывных устройств в Восточном Афганистане, в пособничестве «Аль-Каиде» и в том, что он бросил ручную гранату, убившую американского солдата. Омару Кадру на момент его захвата специальным подразделением армии США в Афганистане исполнилось 15 лет. Сторона защиты Кадра, включая меня, планировала добиваться в суде, что отношение к 15-летнему мальчику по причине его подростковой незрелости в соответствии с законодательством должно быть иным, чем отношение к нему следователей, проводивших допросы после его захвата.

Вопрос об операционном мышлении и самодельных взрывных устройствах в Гуантанамо мне задал майор ВВС Джефф Грохэринг, государственный обвинитель в деле против Кадра. Он и военный психолог разговаривали со мной в маленькой комнате этажом ниже кабинетов юристов, по диагонали от помещения суда, где проходили военные трибуналы. Грохэринг искал доказательства, что Кадр демонстрировал уровень когнитивной зрелости взрослого человека, так как мог самостоятельно собирать взрывные устройства. Это стало бы подтверждением, что к нему следует относиться как к взрослому человеку и считать его поведение на допросах равноценным поведению взрослого.