Похождения бравого солдата Швейка - Ярослав Гашек

Так как офицеры в это время порядочно нализались, капитанВенцель хотел избить бедного философа Зитко, как собаку. Неприязнь их росла, икапитан Венцель мстил Зитко где только мог, тем более что изречение прапорщикастало притчей во языцех.

«Что представляет собой капитан Венцель по сравнению свеликолепием природы», — это знала вся Кутная гора.

«Я его, подлеца, доведу до самоубийства», — говаривалкапитан Венцель. Но Зитко вышел в отставку и продолжал заниматься философией. Стой поры майор Венцель вымещает зло на всех младших офицерах. Даже подпоручикне застрахован от его неистовства. О юнкерах и прапорщиках и говорить нечего.

«Раздавлю его, как клопа!» — любит повторять майор Венцель,и беда тому прапорщику, который из-за какого-нибудь пустяка шлёт солдата набатальонный рапорт. Только крупные и тяжёлые проступки подлежат егорассмотрению, например, если часовой уснёт на посту у порохового склада илисовершит ещё более страшное преступление, — скажем, попробует ночьюперелезть через стену Мариинских казарм и уснёт наверху, на стене, попадёт влапы артиллеристов, патруля ополченцев, — словом, осрамит честь полка.

Я слышал однажды, как он орал в коридоре: «О господи! Втретий раз его ловит патруль ополченцев. Немедленно посадить сукина сына вкарцер; таких нужно выкидывать из полка, пусть отправляется в обоз навозвозить. Даже не подрался с ними! Разве это солдат? Улицы ему подметать, а не всолдатах служить. Два дня не носите ему жрать. Тюфяка не стлать. Суньте его водиночку, и никакого одеяла растяпе этому».

Теперь представьте себе, дружище, что сразу после перевода кнам майора Венцеля этот болван прапорщик Дауэрлинг погнал к нему на батальонныйрапорт одного солдата за то, что тот якобы умышленно не отдал ему, прапорщикуДауэрлингу, честь, когда он в воскресенье после обеда ехал в пролётке скакой-то барышней по площади. В канцелярии поднялся несусветный скандал —унтера рассказывали потом. Старший писарь удрал с бумагами в коридор, а майорорал на Дауэрлинга:

«Чтобы этого больше не было! Himmeldonnerwetter! Известно ливам, что такое батальонный рапорт, господин прапорщик? Батальонный рапорт — этоне Schweinfest.[93] Как мог он вас видеть, когда вы ехали поплощади? Не помните, что ли, чему вас учили? Честь отдаётся офицерам, которыепопадутся навстречу, а это не значит, что солдат должен вертеть головой, какворона, и ловить прапорщика, который проезжает по площади. Молчать, прошу вас!Батальонный рапорт — дело серьёзное. Если он вам заявил, что не мог вас видеть,так как в этот момент отдавал честь мне, повернувшись ко мне, понимаете, кмайору Венцелю, а значит, не мог одновременно смотреть назад на извозчика, накотором вы ехали, то нужно было ему поверить. В будущем прошу не приставать комне с такими пустяками!»

С тех пор Дауэрлинг изменился.

Вольноопределяющийся зевнул.

— Надо выспаться перед завтрашним полковым рапортом. Ядумал хоть бы частично информировать вас, как обстоят дела в полку. ПолковникШрёдер не любит майора Венцеля и вообще большой чудак. Капитан Сагнер,начальник учебной команды вольноопределяющихся, считает Шрёдера настоящимсолдатом, хотя полковник Шрёдер ничего так не боится, как попасть на фронт.Сагнер — стреляный воробей, так же как и Шрёдер, он недолюбливает офицеровзапаса и называет их штатскими вонючками. Вольноопределяющихся он считаетдикими животными: их, дескать, нужно превратить в военные машины, пришить к нимзвёздочки и послать на фронт, чтобы их перестреляли вместо благородных кадровыхофицеров, которых нужно оставить на племя.

Вообще всё в армии уже воняет гнилью, — сказалвольноопределяющийся, укрываясь одеялом. — Массы пока ещё не проспались.Выпучив глаза они идут на фронт, чтобы из них сделали там лапшу; а попадёт вкого-нибудь пуля, он только шепнёт: «Мамочка», — и всё. Ныне героев нет, аесть убойный скот и мясники в генеральных штабах. Погодите, дождутся они бунта.Ну и будет же потасовка! Да здравствует армия! Спокойной ночи!

Вольноопределяющийся затих, потом начал вертеться пододеялом и наконец спросил:

— Вы спите, товарищ?

— Не спится, — ответил Швейк со своейкойки, — размышляю…

— О чём же вы размышляете, товарищ?

— О большой серебряной медали «За храбрость» которуюполучил столяр с Вавровой улицы на Краловских Виноградах по фамилии Мличко; емупервому из полка в самом начале войны оторвало снарядом ногу. Он бесплатнополучил искусственную ногу и начал повсюду хвалиться своей медалью: хвастал,что он самый что ни на есть первый инвалид в полку. Однажды пришёл он в трактир«Аполлон» на Виноградах и затеял там ссору с мясниками с боен. В драке емуоторвали искусственную ногу и трахнули этой ногой по башке, а тот, которыйоторвал её, не знал, что она искусственная… и с перепугу упал в обморок. Вучастке столяру ногу опять приделали, но с той поры он разозлился на своюбольшую серебряную медаль «За храбрость» и понёс её закладывать в ломбард. Тамего сцапали, и пошли неприятности. Существует какой-то там суд чести дляинвалидов войны, и этот суд постановил отобрать у него эту серебряную медаль и,кроме того, присудил отобрать и ногу…

— Как так?

— Очень просто. В один прекрасный день пришла к немукомиссия, заявила, что он недостоин носить искусственную ногу, отстегнула унего её и унесла…

— Вот ещё тоже большая потеха, — продолжалШвейк, — когда родные павшего на войне в один прекрасный день получаютмедаль с припиской, что вот, дескать, пожалована вам медаль, повесьте её навидном месте. На Божетеховой улице на Вышеграде один рассвирепевший отец,который подумал, что военное ведомство над ним издевается, повесил такую медальв сортир. А этот сортир у него был общий с одним полицейским, и тот донёс нанего, как на государственного изменника. Плохо пришлось бедняге.

— Отсюда вытекает, — заметил вольноопределяющийся, —что слава выеденного яйца не стоит. Недавно в Вене издали «Памяткувольноопределяющегося», и там в чешском переводе помещено такое захватывающеестихотворение:

В сраженье доброволец пал…

За короля, страну родную

Он отдал душу молодую

И всем другим пример подал.

Везут на пушке труп героя,

Венки и ленты впереди,

И капитанскою рукою

Приколот орден на груди.

— Так как мне кажется, что боевой дух у наспадает, — сказал после небольшой паузы вольноопределяющийся, — япредлагаю, дорогой друг, спеть в эту тёмную ночь в нашей тихой тюрьме песню оканонире Ябурке. Это подымет боевой дух. Но надо петь как следует, чтобы насслышали во всей Мариинской казарме. Поэтому предлагаю подойти к двери.