Узы крови - Крис Хамфрис

Жан низко склонился и получил удар тростью по заду. Он снова вернулся к месту пира, где еще трое слуг пытались поднять тяжелый дубовый стол. Жан взялся четвертым, напрягся — и они потащили мебель в двери, в глубину дворца.

Ночь выдалась долгая, и его костюм дворцового слуги оказался не только благом. Всякий раз, как Жан оказывался внутри дворца и пытался ускользнуть, кто-нибудь из слуг или управляющих требовал от него помощи. Остатки пиршества необходимо убрать к полудню, потому что в это время король выйдет на прогулку по саду со своей любовницей. Ни одного следа не должно остаться. И слуги, словно муравьи, сновали туда и сюда.

Как это ни странно, Жану начало нравиться его занятие. Благодаря костюму его все принимали как своего, а странная выпуклость под фартуком — спрятанный там меч — не вызывала комментариев. Среди рабочих пчел было как минимум еще три горбуна. Слуги шутили, жаловались и смеялись. Перед рассветом им дали тушеного мяса с овощами. Мясо оказалось жестким и припахивало — Жан даже заподозрил, что это была медвежатина. Но блюдо оказалось сытным, и хотя тревога за Анну до конца не оставляла, она спряталась куда-то в дальний уголок его сознания. Во время работы он прислушивался к разговорам слуг. К утру он уже довольно точно знал, куда именно отнесли его дочь.

Сплетничали даже больше, чем жаловались. И немалая часть сплетен была связана с необычайными событиями этой ночи — падением женщины с крыши. Жан многое узнал о мужчине, который унес его Анну: он был любимцем не только у короля, но и у служанок. И похоже, многие из них знали его очень близко. Одна из кухонных девушек — большегрудая и с надутыми губами — явно ревновала. Она стала говорить о том, какая дурная репутация у этого индейца. А толстенький лакей по имени Каусек, который почти всю ночь жаловался на спину и не поднимал никаких тяжестей, встал на защиту юноши. Вся эта история похожа на романтическую повесть вроде тех, что печатаются на листках, которые продаются в Париже на любом углу, заявил он.

Когда прозвонил полуденный колокол, Жан осушил кружку пива и тихо встал. Пора начинать поиски. Он уже почти добрался до двери, когда она распахнулась.

— Говорил же я вам, что это — как романтическая повесть с улицы? — воскликнул Каусек, размахивая листком. — Смотрите, смотрите! «Принц-дикарь и крылатая возлюбленная»! Здесь написано, что упавшая девушка — незаконная дочь короля Франциска! Покойного короля и одной из вас, распутных служанок!

С хохотом, протестами, презрительными возгласами и улюлюканьем все столпились вокруг толстячка. Жана затянули обратно в комнаты.

— Как эта история могла уже оказаться на улицах? — спросил он у Каусека, который пытался не выпустить брошюрку из рук.

— Ты шутишь? Да к вечеру напечатают уже полдюжины вариантов. Наборщики трудятся всю ночь, и им нужно именно такое, чтоб за душу забирало. Эй! — крикнул он. — Поосторожнее, не то порвете! Дайте, я прочту. Все равно я один здесь умею читать.

По крики одобрения он прочел вслух историю, написанную «Доктором М., личным врачом его величества короля Генриха Второго Французского». Это была обычная чушь — Жан и прежде читывал нечто подобное. Безответная любовь, жестокость Тагая: заложник-варвар отверг незаконнорожденную дочь короля, так что бедняжка бросилась с башни на землю, но чудом поплыла вниз, точно по воде, потому что сила любви подарила ей крылья ангела. И это открыло принцу варваров глаза на ее христианскую стойкость и красоту. Но Жан едва разбирал все эти благоглупости, настолько его потряс подзаголовок: «История канадца Тагая и француженки Анны Ромбо».

Едва услышав имя своей дочери, он метнулся к двери — и на этот раз сумел удрать.

«Каким образом они выведали, как ее зовут?» Безопасность заговорщиков была основана на том, что в Париже их никто не знает, однако теперь имя Ромбо будут повторять на всех улицах города. Если оно уже напечатано в листовке, то к вечеру окажется на устах всех трубадуров.

Ему необходимо срочно найти дочь. Им надо скрыться из Парижа.

* * *

Томас Лоули разгладил листок на столе и глянул в сторону двери, где его спутник бдительно нес стражу. Джанни едва посмотрел на текст, не выразив ни малейшего удивления по поводу того, что его сестра внезапно превратилась в чудо любви. Было совершенно очевидно, что Анна его не интересует. Джанни Ромбо волнует только украденное и то, как его вернуть.

Томас потер больную ногу. Повязка по-прежнему стягивала его колено. Он сам наложил ее так, как она была завязана в тот день, когда он проснулся утром в Тауэре почти неделю тому назад. Повязка помогала: теперь он мог двигаться. Однако улучшение здоровья стало не единственным результатом его столкновения с Анной Ромбо — об этом говорили чувства, с которыми иезуит читал невероятную любовную историю.

Томас Лоули перекрестился, склонил голову и, прикрывшись ладонью, начал молиться:

— Пресвятая Мария, Матерь Господа нашего, помоги Твоему смиренному рабу, одержимому искушениями. Отче Небесный, укрепи его Своим изволением.

«Своим изволением»! Знать бы ему, в чем оно заключается, это изволение! Если бы Томас разделял уверенность Джанни в том, что дело касается только руки умершей ведьмы, которую надлежит доставить в Лондон, чтобы помочь разъяренному имперскому послу! Однако иезуит знал — и подозревал, что его юный спутник тоже знает, — что это дело гиблое. Если они действительно находятся в Париже ради руки Анны Болейн, то все осложняется еще больше.

Шевеля губами в молитве, Томас пытался понять, что ими движет в действительности.

Джанни высунулся из двери и плюнул на грязный булыжник. Он сумел разглядеть следы бегства своих родных и успешно проследил за ними до самого Парижа. Нелепая история о любви стала неожиданной удачей, но Джанни все равно в конце концов нашел бы их. Глядя на ворота дворца, молодой Ромбо знал, что его добыча прячется где-то там, за этими стенами.

Он смотрел, как снуют их люди в поисках сведений. Хотя бы это иезуит сумел устроить после их приезда — нашел имперских агентов, которые подчинились приказам Ренара. Около дюжины стояло вокруг стен, но большинство затесались в толпу возле главных ворот. Все остальные ворота были закрыты, а охрана усилена втрое: короля встревожило то, насколько легко эта женщина просочилась мимо охраны. Благодаря этому стало значительно легче выжидать и наблюдать. Пусть дичь и спряталась до поры, но вскоре отцу и дочери придется выскочить из укрытия.

Джанни даже не задумывался над тем, почему его сестра оказалась втянутой в глупую романтическую историю. Его это не интересовало. Ему было важно только то, что он вновь приблизился к руке Анны Болейн. И на сей раз, когда семейное проклятье окажется у него, Джанни никому не позволит забрать его. Никому.

* * *

Жан появился в дверях спальни, глядя на свою дочь и мужчину, который держал ее за руку.

Они не шевелились. Они не разговаривали. Они просто находились там — Анна на постели, Тагай в кресле рядом с ней, — а Жан мог только наблюдать за тем, как его дочь соединилась с кем-то незнакомым. Соединилась душой и телом, так тесно, как никогда и ни с кем прежде. И в лице его дочери было нечто такое, что он узнал сразу. Потому что давным-давно такие же черные глаза смотрели на него именно так, отражая лучи тосканской луны. В облике их дочери Жан увидел Бекк, ее мать. Он узнал любовь, которая когда-то принадлежала ему.