Расколотый рыцарь - Девни Перри

ты не виноват. Если кто-то и признается в убийстве и пожаре, то это буду я.

— Через мой труп.

— Иса…

— Подожди. — Дэш прервал ее. — Прежде чем вы оба признаетесь, как насчет того, чтобы все обсудить?

Она бросила на меня взгляд, затем повернулась обратно к нашему кругу. — Хорошая идея.

— Начните с самого начала, — приказал Дэш.

Женевьева кивнула. — У Маркуса есть мамино ожерелье, которое пропало. То самое, о котором я вам всем рассказывала. Мы думаем, что его украл ее парень.

— Как Маркус узнал, что оно ее? — спросил Исайя.

— Полицейские нашли его, когда исследовали хижину. Они думали, что оно принадлежало Воину. Маркус только сегодня понял, что это мамино, когда увидел его на фотографии в газете.

— О, черт. — Рот Брайс открылся. — Каковы шансы?

Усталый взгляд Женевьевы переместился на меня. — Мы были почти свободны.

Я взялся за ручку ее кресла, подтаскивая ее ближе. Она крепче сжала мою руку и положила голову мне на плечо.

Свободны.

Мы были почти свободны от всего этого. Мы планировали наше будущее. Я с нетерпением ждал переезда. Женевьева с нетерпением ждала начала учебы в юридической школе. А потом это. Наше будущее оказалось на грани того, чтобы исчезнуть, даже не начавшись.

Было ли это моим наказанием? Почувствовать вкус счастья только для того, чтобы его вырвали, прежде чем я успел вонзить в него зубы? Может, я заслуживаю того, чтобы вернуться в тюрьму и гнить всю жизнь в камере?

Женевьева отшлепала бы меня, если бы услышала такую мысль. Она была так уверена, что я расплатился за свои грехи и даже больше. Ее бесконечная вера поражала меня.

Я действительно начал верить, что у нас все получится.

Я не собирался сдаваться без боя. Может быть, случится чудо, и мы выберемся из этого живыми и вместе. Я не заслуживал такого счастья, но Женевьева заслуживала. И если я был тем мужчиной, который сделал ее счастливой, если я был ее выбором, то я потрачу остаток своей жизни на то, чтобы она ни на секунду не пожалела об этом.

Я поцеловал макушку ее волос. Боже мой, я любил ее. Больше, чем я любил других людей.

Мы пройдем через это. Мы должны.

— Он оставил его. — Брайс щелкнула пальцами и села прямее. Ксандер был у нее над плечом, и она похлопывала его по спине, чтобы он отрыгнул. — Это подходит под нашу теорию. Если парень был тем, кто убил твою маму и похитил нас, тогда он был там, наверху. Ожерелье было у него, и он подбросил его вовремя или после пожара.

— Но почему? — спросил я. — Ему это сошло с рук. Зачем подбрасывать улики, когда он был на волоске?

— В той хижине должно было что-то быть, — ответил Дэш. — Что-то, что могло бы привести к нему. Поэтому он положил туда ожерелье, надеясь, что оно приведет к Женевьеве, а не к нему.

— С натяжкой. — Я покачал головой. — Маркус даже не знал, что оно принадлежало Амине, пока сегодня не вышла газета.

— Может, они надеялись, что найдутся отпечатки пальцев, ДНК или что-то еще. Лео провел рукой по лицу. — Я ни хрена не знаю.

— Я думаю, это как-то связано с Воинами, — сказала Брайс.

Женевьева кивнула. — Я тоже так думала.

— Все это время мы считали, что Такер говорит правду. Почему? — Это было то, что всегда беспокоило меня. — Потому что Дрейвен думал, что он говорит правду. Дрейвен верил Такеру.

— Я тоже, — сказал Дэш. — Он сказал, что не имеет никакого отношения к смерти Амины, и я ему поверил.

— А что, если он лгал тебе в лицо? — Я посмотрел вниз на Женевьеву. — Твоя мама была неравнодушна к байкерам, верно?

— Возможно. Она была неравнодушна к Дрейвену, это точно.

— Такер. — Голос Эммета эхом разнесся по магазину. — Ты думаешь, что парнем был Такер. Он стал ревновать, когда узнал, что Дрейвен и Амина занимались сексом. Убил ее. Нашел способ повесить это на Дрейвена.

— Но зачем похищать меня и Женевьеву? — спросила Брайс.

— Может, он подумал, что вы слишком сблизились. — Дэш положил руку ей на колено. — Задаешь слишком много вопросов.

— В этом есть смысл. — Она кивнула. — Но почему Женевьева? Она никогда не принимала в этом участия.

— Он должен был волноваться, что мама рассказала мне о нем, — сказала Женевьева. — Может быть, они продолжает преследовать меня, потому что он думает, что я могу опознать его.

— Но ты не можешь. — Я надулся. — Все это время ты знала этого парня только как Ли.

— Почему вымышленное имя? — спросил Эммет. — Не похоже на стиль Такера.

Нет, не похоже. Я не знал этого парня, но давать вымышленное имя женщине, с которой он трахался, казалось неправильным. — Он женат?

Дэш покачал головой. — Разведен. Имеет двух дочерей в возрасте около двадцати лет. Я не вижу причин, по которым он мог бы назвать вымышленное имя.

Я вскочил со стула и зашагал вдоль стены со скамейками для инструментов. — Давайте проверим это. Предположим, что это Такер, и посмотрим, срастется ли это.

— Хорошо. — Эммет тоже встал, проведя рукой по волосам. — Амина приходит сюда, чтобы поговорить с Дрейвеном, и они сцепляются. Такер, должно быть, следил за ней или узнал об этом. Он впадает в ярость, знает, что в здании клуба наверняка есть оружие или два, потому что именно там мы всегда хранили подобное дерьмо. Готов поспорить, что в клубе "Воинов" тоже полно оружия.

— Он вломился внутрь, — продолжил Дэш за Эммета. — Он даже надел нашивку.

— Но не нынешнюю, — вклинилась Брайс.

— Точно. — Лео кивнул. — Такер сказал нам, что нашивка, которую носил вор, была старого образца. Такие были только у старых членов. Ну, среди членов "Воинов" не так уж много более старых, чем сам президент.

У нас что-то получалось. Мое сердце заколотилось, когда я кивнул. Проблема была в том, что мне не нравилось, куда мы попали. Такер был умен. Мы будем противостоять не одному человеку, а целому клубу.

Черт. Если это и впрямь для того, чтобы уладить старую войну, мне не нравились наши шансы выйти победителями.

— Итак, он убивает Амину. Подставляет Дрейвена. — Я продолжал шагать. — Похищает Брайс и Женевьеву, чтобы заткнуть им рот. Почему он просто не убил их в горах?

— Меня это тоже беспокоит. — Лео нахмурился. — Они были у него. Почему бы не убить их и покончить с этим?

Мой желудок сжался. Мне не нравилось упоминание о том, что кто-то убил мою жену. Мне не нравилось думать о том, как близко я был к тому, чтобы потерять