Большой шеф Красной капеллы - Валентин Томин

Мы часто катались на лодках в Ленитце. Там и встречались.

Работа заключалась в составлении и распространении печатных подпольных листовок. Получали от Коппи или составляли сами.

Салон назывался «Анна Мария Кайзер». На Брюкен-аллее близ Тиргартена.

Муж был призван в армию. Еще в 35-м г. мы писали в своих листовках о необходимости установления дружеских контактов с Советским Союзом. Мы слушали, конечно, московские передачи.

С Шульце-Бойзеном установилась связь позже. Коппи познакомился с ним через Лоту Шлейфер в 39-м г. Это было летом. Потом и меня с ним познакомили. Это было уже в 41-м г. Явку устраивали в наших местах под Ораниенбургом под видом лодочной прогулки. Встреча была очень короткая, проходила она накануне моей поездки в Брюссель. Встречу организовал Коппи в кафе на Лейпцигерштрассе напротив Люфтминистериум. Это было уже во время войны с Советским Союзом, примерно в августе 41-го г.

В салоне у нас сложились хорошие отношения с сотрудниками и владелицей салона. Я помогала клиенткам выбирать фасоны, обслуживала их, принимала заказы. Поддерживала с ними всякие разговоры, среди которых бывали и очень ценные сообщения. Женщины разбалтывали многое. Помню, например, разговоры перед походом на Францию. Дамы заранее обсуждали эти проблемы. Сведения передавала через Коппи.

В Бельгии встретилась с человеком по имени Пьер. Кто он, я так и не узнала. Мне передали какой-то сверток. Ради этого и связали с Шульце-Бойзеном. У нас предстояла поездка в Брюссель, чтобы провести там выставку мод нашей фирмы. Этим и воспользовались для курьерской связи с Бельгией. Был адрес, который я должна была запомнить, и условный пароль. Документы передал мне Коппи накануне поездки. По-видимому, встреча с Харро сводилась к тому, чтобы он мог со мной познакомиться и убедиться, кому доверяют курьерскую связь.

Я пришла по указанному адресу. Нужно было произнести пароль и получить ответ. Видимо, женщина меня ждала. Адрес уже не помню, это в центре. Спокойная, малолюдная улица. Позвонила в дверь особняка с несколькими квартирами. Открылась дверь, произнесла пароль и отдала пакет. Вот и все.

Потом, через день или два, ко мне обратился Пьер. Я говорила с ним осторожно. Он говорил по-французски, мы еле-еле с ним договорились. Он еще звонил в Берлин в ателье. Возможно, это было связано с выполнением моего задания.

В Брюсселе провели две недели. Позже была в Голландии. Все это происходило в конце 41-го г. Контакты поддерживались до апреля—мая 42-го г.

Радиопередачи иногда проводили из Ленитца — из лодки, с поляны. Проводил Коппи. У меня дома хранилась запасная коротковолновая станция. Существовал порядок — аппаратуру оставлять в другом месте, не там, откуда шла передача. Рацию хранили в моей берлинской квартире.

Подозрение, что за нами следят, возникло в конце августа 42-го г.

В Берлине на Шоссештрассе была явочная квартира. Оттуда Ганс Коппи проводил передачу. У него вызвала подозрение работа почтовых работников по ремонту телефонной линии. Стояла палатка над колодцем. Я сняла эту квартиру. Мы уже знали, что наша работа имеет определенный смысл. Меня арестовали 15 сентября 42 г.

Коппи к этому времени должны были призвать в армию. Это мы знали. Последний раз мы с ним встретились в середине августа. В то время появился парашютист Хёсслер (Фриц). Он жил у Вайсенштайнера{100}. Мне передали его военную форму. Муж у меня был в армии, и можно было сослаться, что это его форма. То же сделали с запасной рацией. Упаковали под видом чемодана с книгами. Хранила с июня 42-го г.

С Хёсслером договорились, как работать дальше после ухода в армию Ганса Коппи. Когда произошел арест Коппи, мы не знали — призван ли он в армию или арестован. Телефон его не отвечал. Когда почувствовала, что за мной наблюдают, решили, что он арестован. Вместе со мной была арестована Эрика фон Брокдорф. Шель — на следующий день был арестован после меня.

В салоне, где я работала, часто бывали великосветские особы. Бывала Ева Браун, жена руководителя трудовых резервов Хирля, жена Кессельринга, Геббельса,

Риббентропа. Выполняли заказы для немецких кинозвезд.

Однажды в Париж послали самолет за какими-то кружевами для платья Евы Браун. Ей нужно было четверть метра кружев.

Для дочери Риббентропа строили бассейн. Выяснилось, что поставленный кафель бледнит ее в бассейне. Решили проверить. Стоял ноябрь, было уже холодно. Вызвали десяток эсэсовцев. Он полезли в холодную веду. Опасение подтвердилось. Эсэсовцы вылезли посиневшие от холода. Кафель заменили.

Иногда владелица уезжала в Берхтесгаден на примерки костюмов Евы Браун. Сопровождали два эсэсовца, таскавшие чемоданы с нарядами для Евы Браун.

Ева была избалованная женщина. Она говорила:

— Как это только люди могут есть пирожные на маргарине.

Положение было тяжелое, продовольствие выдавали по карточкам, в нем ощущался недостаток.

Хозяйка Мирке была женой или вдовой немецкого офицера.

Процесс против начальника французской контрразведки Роше{101}.

Вам уже известно, что этот процесс против Роше начался двадцать шестого октября. Первое заседание продолжалось 11 часов. Окончание заседаний происходило вчера в пять часов. Сведения об этом заседании буду иметь сегодня вечером.

В эти дни во всей французской прессе очень много шумят. Передают по телевидению, радио и французские и английские и др. станции. Если судить по прессе, Роше сел в лужу. Кто там выступал против него? Было две категории свидетелей. Выступало около пятнадцати человек, из которых семь имели непосредственное отношение к Красному оркестру. Это Клод Спаак — муж Сюзанны Спаак и брат бельгийского премьера. Сюзанна Спаак участвовала в работе капеллы и погибла. Выступление Спаака имело большой успех. Исключительный успех имело выступление известного деятеля компартии, руководителя юридического отдела «Юманите» Ледермана. Он участвовал в работе после моего побега. Выступала Элен Пориоль — жена коммуниста, одного из главных героев Красного оркестра Пориоля. Выступала жена Каца и ряд других свидетелей. Все они сами принимали участие в работе Красной капеллы. Они хорошо разделались с Роше.

Из крупных деятелей были такие, которые сами выступали или направили письменные заявления в трибунал. Письменное заявление в суд направил полковник Реми. Он руководил военной разведкой де Голля. У него было такое заявление. По своим обязанностям он должен был вести дело, говорить с англичанами. Но если бы он не был с ними связан, он считал бы за счастье работать в Красном оркестре, под руководством Гран шефа.

Было заявление главного редактора «Монда», в котором он сказал, что он думает о Красном оркестре в этой борьбе. Было заявление известного писателя, одного из руководителей движения французского Сопротивления Веркора{102}, а также заявление сенатора парламента при президенте де Голле — де Груберделя, который был министром комбатантов во Франции и т. д.