Тайны "Монастырского приюта" - Александр Трапезников

– Этого не может быть, я лицо совершенно постороннее. И уж тем более не имею никакого отношения к наркотикам.

Александр Юрьевич проговорился, но теперь было уже поздно отступать.

– К наркотикам? – живо переспросил Прозоров. – А поточнее нельзя?

Пришлось рассказать то, что ему поведала Тереза. Герман внимательно выслушал, кивая.

– Я догадывался, – произнес он, когда Сивере кончил. – Тут в горах все имеют отношение к наркопродукции. Тошик с сыновьями не исключение. Но не похоже, чтобы их разборки так сильно коснулись постояльцев гостиницы. Хотя… всякое может быть.

– Да, всякое, – согласился Сивере, похлопав ладонью по каменным жабрам рыбы-вишапа. – Не удивлюсь, если это чудовище однажды оживет и сожрет всех оставшихся в приюте.

Монастырь цепко хранил свои вековые тайны. Тут сам воздух был пропитан древней историей, кровавыми преступлениями и черными готическими загадками, которые переплетались с днем нынешним. А возможно, и с грядущими на земле событиями. Об этом думал Александр Юрьевич, вернувшись в свою келью, меряя шагами узкое пространство.

Все его соседи по коридору были теперь мертвы, над ним, в верхнем ярусе оставались лишь Анна Горенштейн и чета Локусовых. Но он предпочел бы сейчас остаться в полном одиночестве во всем монастыре, чем беспомощно ожидать своей очереди. Сивере остановился перед зеркалом, и ему на миг почудилось, что на него смотрит сам уродливый карлик – князь Прошян, – зловеще усмехаясь в лицо.

«Род его проклят», – вспомнились ему слова Терезы. Она знает больше, чем говорит. Александр Юрьевич бросился на кровать и почувствовал, как тяжелеют веки. Не в силах больше бороться с накопившейся усталостью, он забылся в глубоком сне.

Очнулся Сивере через несколько часов. Обеденное время пропустил, но он и не был голоден. Стрелки часов приближались к семи вечера. Выходить из кельи не хотелось. Что нового могло произойти в монастыре, пока он спал? Только очередное убийство. Он потрогал медальон на груди, снял, открыл крышечку. Незнакомое, но почему-то узнаваемое лицо на фотографии. Александр Юрьевич вытащил снимок, подковырнув его спичкой. Теперь он знал, что надпись на обороте в переводе с иврита означает «Невесте Царя». Все это весьма странно.

А на внутренней стороне медальона был выгравирован все тот же злополучный герб рода Прошянов. Вглядываясь в тонкую резьбу, Александр Юрьевич внезапно вскочил, осененный догадкой. Ему показалось, что в келье даже стало чуть светлее, словно к медальону поднесли свечу. Эта мысль явилась ему во сне и вполне возможно, что он прав. Надо проверить.

Александр Юрьевич достал из саквояжа перочинный ножик, где кроме нескольких лезвий имелось еще много всяких полезных в дороге инструментов – пилка для ногтей, маленькие ножницы, пинцетик. Выдвинув пинцет, Сивере укрепил его на обруче в медальоне, которое крохотный орел держал в зубах. И повернул его против часовой стрелки. Если таким образом открываются потайные двери в монастыре, то вполне возможно, что и медальон имеет какое-то второе скрытое дно.

Так и оказалось! Открылась еще одна крышечка, и на ладонь к Сиверсу выпал миниатюрный, почти микроскопический предмет прямоугольной формы. Он напоминал серебристый кусочек пленки. Глядя на находку, Александр Юрьевич боялся даже дышать, чтобы ненароком не сдуть загадочный предмет с ладони. Так вот что тут было спрятано!

Он уже догадался, что перед ним находится. Это был чип, миниатюрное электронное устройство, интегральная схема определенного функционального назначения, нанесенная на полупроводниковый кристалл… Сивере был не слишком силен в технике, но кое-какими компьютерными навыками обладал. Сомнений не оставалось. Конечно же, это чип, причем очень ценный, иначе бы его не запрятали так глубоко и надежно. В медальон. Но кто, зачем, с какой целью? И что это за чип, какую важную информацию он несет? Сивере почувствовал, что неожиданно стал обладателем какой-то тайны, которая может и погубить, и спасти его. Если только он не держит в руках саму смерть.

Стук в дверь заставил его вздрогнуть. Он поспешно положил чип на то же место в медальон, повернул пинцетом колесико, убирая второе дно, вложил фотографию и захлопнул крышечку. Затем повесил медальон на шею. Стук становился все громче.

– Ну, открывай же! – услышал он голос Прозорова. – Ужинать пошли! Или тебя уже убили?

– Еще нет! – откликнулся Александр Юрьевич. – Вроде бы промахнулись.

Прозоров тащил упирающегося Сиверса по коридору.

– Отстань! – говорил Александр Юрьевич. – Куда ты меня ведешь? Ну что там еще случилось?

– Трещина! – почти радостно объявил Герман. – На фронтоне монастыря образовалась трещина. Тереза первая обнаружила, час назад. Пошли, поглядим.

Приятели вышли во двор. Там уже стояли Тошик, Багрянородский и Локусовы. Все они разглядывали резко изогнутую, словно отпечатанный в камне след молнии, трещину над главным входом. Она была метров десять длиной, тянулась к самому верху, а шириной в палец. Складывалось такое впечатление, что стена раскололась, как скорлупа грецкого ореха, будто кто-то играючи ударил по монастырю огромным молотом.

– Чертовщина какая-то! – удрученно сказал Тошик. – Столько веков стоял – и на тебе! Придется делать ремонт.

– Бесполезно, – заявил Багрянородский. – Это как метастаза. Заделаете здесь, трещины пойдут в другом месте, по всему зданию. Поверьте мне, как бывшему строителю. Износ кладки.

– Кара, насланная Чантанамой, – изрек Локусов. – Я предупреждал. Все это добром не кончится.

– Мы предупреждали, – поправила его супруга. – Прошлой ночью суккуб, вызволенный нами из магического квадрата, заглушал стоны рыданием, а потом ушел в стену. Это явное свидетельство приближающейся катастрофы.

– Вы мне со своими мессами всю гостиницу разрушите! – набросился на них Тошик.

– Успокойся, друг! – Алистер положил руку на его плечо. – Вы будете вознаграждены огнем очищающим.

– За пожаром дело не станет, это точно! – захохотал Багрянородский. Ему было все нипочем, хотя трещина даже на первый взгляд представляла серьезную угрозу. Было в ней что-то гнетуще-зловещее, словно весь монастырь пометили особым знаком. Символом приближающегося конца.

– Да, неприятно, – произнес Прозоров, изучая трещину. – Дело серьезное. По-видимому, она образовалась из-за каких-то тектонических подвижек в горном массиве. Фундамент монастыря сместился, несущие конструкции нарушены. Грозит полным либо частичным разрушением. В итоге мы все можем оказаться под монастырскими стенами, в развалинах. А помощи ждать неоткуда.

После его слов наступило молчание. И в этой тягостной тишине Сиверсу особенно ясно представилась картина будущей гибели горного монастыря. Проваливающиеся галереи, ярусы, падающие вниз базилики, катящиеся камни, поднимающееся вверх облако вековой пыли. И последние, замирающие крики.