Спутники Волкодава - Павел Молитвин

Если бы Зелхат — надо будет навестить старика, передать привет от ученицы, но, разумеется, не говорить, что и от него она не пожелала быть зависимой, — а потом и матушка Бельвер не рассказывали ей о северных народах, где девицы считаются во всем равными мужчинам и даже сами выбирают женихов, у нее не было бы мечты и она не бежала бы сломя голову куда глаза глядят. Но не будь у нее этой мечты, что сделалось бы с Ниилит в «Девичьем садке»? Как развернулись бы события в храме Богини Милосердной? В тот день убийца мог и не ошибиться целью…

Аситах, задумавшись, не обращал внимания на Мария Лаура, тихо обсуждавшего что-то со своей супругой. Он думал о девушке, бредущей сейчас по цветущим горным лугам, о том, как могла бы сложиться ее жизнь и как-то она еще сложится. Будучи магом, он мог бы узнать кое-что о ее дальнейшей судьбе, но вместо того, чтобы сделать это, сам проводил Ниилит к подземному ходу. Было ли это его очередной ошибкой? Он считал ее мечту глупой, но промолчал, ибо не знал, какую же мечту можно назвать умной: о славе, о силе, о власти? Нет. О счастье? Да, пожалуй. Но что такое счастье? Быть может, самое большое счастье для этой девчонки как раз и есть — брести по цветущим лугам и грезить о любви, которую она отыщет где-то там, за горизонтом?..

Чужие горы, долы и поля мне с детства снятся,

Алый стяг заката чужие осеняет небеса,

Хлеба обильные на пашнях колосятся,

Звенят, под ветром корабельные леса…

Казалось мне, там солнце ярче светит,

Синее небо, море голубей,

А дева дивная полюбит и приветит,

Как ни одна из дев страны моей.

В погоне за несбыточной мечтой,

За дивным сном я в путь пустился дальний.

И пестрый мир открылся предо мной,

Прекрасный мир, огромный мир. Бескрайний.

От гор до гор, от моря и до моря,

Через пески пустынь, соблазны городов

Я шел, скакал и полз. Смеялся, выл от горя.

Ходил и в бархате, и вовсе без штанов.

Семи морей приливы пожирали

Следы, оставленные мною на песке,

И корабли стремительные мчали

Меня то к светлому веселью, то к тоске.

Дорогам счет бесчисленным потерян,

Привычен весел плеск, скок конский, скрип телег,

И не страшит давно, что не уверен:

Поем ли вовремя, найдется ли ночлег…

Чужих земель я много повидал,

Изведал дружбу, ненависть, любовь,

Но явью сон, мой дивный сон, не стал,

Как в детстве, он лишь будоражит кровь.

Мне не сыскать волшебную страну

И деву, что всех краше, не найти.

Я понимаю, глупо верить сну:

Мираж не цель — помеха на пути…

И все ж вперед, безумной жить надежде!

Пока хотя б во сне закатный алый стяг

Над Берегом Мечты вздымается, как прежде,

Как добрый знак. Как путеводный знак!..

Желтые известняковые утесы южных берегов острова Толми вздымаются из серо-стального моря подобно бастионам исполинской крепости. Издали они кажутся неприступными, но опытные мореходы знают: Тарский залив надежно укроет их корабли в непогоду, а в порту Тар-Айван желанным гостем будет и рыбак, и заморский купец. Особенно же привечают в Тар-Айване тех, кто верует в Предвечного и Нерожденного Отца Богов-Близнецов. Для кораблей тех, кто почитает Истинного Бога, отведена лучшая, северная часть залива, с них не берут торговую пошлину, они здесь самые желанные из гостей, их товары в первую очередь и по хорошей цене покупают жрецы Богов-Близнецов. А поскольку вся северная часть города принадлежит Храму и в ней живет немало народу, не удивительно, что многие мореходы — с Сегванских островов, из Озерного края, Нарлака, Халисуна и Аррантиады — все чаще осеняют себя знаком Разделенного Круга. И причина тут не только и не столько в корыстолюбии, сколько в том, что мореходы — люди, как известно, суеверные — справедливо полагают, что лучше остаться без барыша, чем, прогневив Богов, распрощаться с жизнью, сгинуть в пучине вод. А Тар-Айван — убедительнейший пример того, как пекутся Боги о своих жрецах, называющих себя Учениками Близнецов. За три сотни лет он несказанно разросся и разбогател. Из захудалой прибрежной деревушки превратился в огромный город, а без милости Богов с чего бы ему процветать? Ни разбоем, ни лихоимством жители Тар-Айвана себя не запятнали, войн на острове уже два столетия нет, золотых приисков не открыто — откуда богатству взяться? Не иначе — сильны Боги-Близнецы, а коли так, почему бы не вздеть на мачте двухцветный красно-зеленый вымпел? Почему не поклониться Близнецам, не посетить торжественные и нарядные службы в белокаменных храмах?

Глядя с открытой террасы на то, как стекается к святилищу Божьей Длани народ, дабы послушать мудрые наставления, испросить удачи в делах, здоровья и счастья у Всемогущих Близнецов, Агеробарб испытывал прилив радости и гордости. Ибо он, Ученик Внутреннего Круга Посвященных, немало сил приложил для возвеличивания и прославления любезных его сердцу Богоа Из сорока пяти лет тридцать отдал он служению Близнецам, и в ближайшее время ему, судя по всему, предстоит сослужить им особую службу. Вызов в Зал Великого Служения означал, что дело, которое намерен поручить ему Гистунгур, связано с опасностью для жизни и должно быть выполнено во что бы то ни стало.

Агеробарб посмотрел на солнечные часы и, удостоверившись, что время до аудиенции, назначенной ему Верховным жрецом, еще есть, вновь перевел взгляд на раскинувшийся перед ним город.

Несмотря на то что холодные зимние ветра не способствовали судоходству, в гавани покачивались на мелкой волне сотни полторы кораблей, но особого оживления заметно не было — в последний день седьмицы работы замирали даже в порту. Над Нижней, предпортовой частью Тар-Айвана не вились дымы из мастерских горшечников, кузнецов, хлебопеков — ремесленники с женами и чадами с утра отправились в храмы Верхнего города или просто отсыпались после трудов праведных. Холодное, зимнее солнце скользило по нагромождению карабкавшихся на склоны прибрежных холмов хижин и мастерских простого люда, по сложенным из желтого известняка домам, складам и амбарам зажиточных горожан и богатеев, отражалось от белокаменных, искрящихся, как сахарные головы, храмов.

С верхней террасы Обители Мира, куда еще затемно прибыл Агеробарб, лучше всего был виден храм Божьей Длани, и к нему-то невольно и вернулся взгляд Посвященного. Святилище находилось у подножья невысокого плоского утеса, на котором была возведена Обитель Мира. Оно располагалось неподалеку от Северной гавани и, кроме местных ремесленников и землепашцев, посещалось прибывшими со всех концов света мореходами и купцами. Были здесь арранты в туниках и шерстяных тогах, халисунцы в теплых плащах, саккаремцы в стеганых халатах, разодетые в яркие короткие кафтаны нарлаки, сегваны и даже закутанные в меха мономатанцы, к которым Агеробарб присматривался особенно внимательно. Ибо Посвященный был уверен, что Гистунгур помнит о его путешествии в Кидоту, из которого он вернулся в начале осени, и, скорее всего, вновь поручит ему посетить страну чернокожих людей.