Мародеры - Леонид Влодавец

Никита вспомнил всех, с кем он общался за эти дни. И на вокзале, и в городе, и в милиции, и в морге, и в краеведческом музее… Едва Никита вспомнил о краеведческом музее, как отчетливо увидел плешивого толстяка, из-за которого ему пришлось покинуть дом бабки Егоровны… Корнеев! Корнеев Владимир Алексеевич, директор 127-й средней школы, краевед-общественник и фольклорист-любитель. Да, точно его голос! Но здесь его называют Хрестным…

Да… «сеет разумное, доброе, вечное!».

Но тут, оттолкнувшись от того единственного факта, что голос жуткого Хрестного похож на голос Корнеева, Никитин мозг начал как-то сам по себе приводить в логическую последовательность все, что произошло с Никитой и вокруг него за эти несколько дней.

Корнеев знал легенды о кладе Федьки Бузуна — это раз. Он же был хорошим знакомым Ермолаева и бабки Егоровны — это два. Сын Корнеева Сергей на своей «уазке» часто подъезжал к Ермолаеву — три. В то утро, когда Никита вез пьяного Андрея, Аллу и Максимку с вокзала, у дома Ермолаева стояла «уазка», которая уехала буквально на глазах у Никиты — четыре. Ермолаев исчез из дома непосредственно перед приездом Никиты — пять. Неизвестного старика задавила машина той же марки, на которой ездил Сережка Корнеев, — шесть. Этот же Сережка забрался ночью в дом Ермолаева, где и погиб случайно, пытаясь убить Никиту, — семь. Работами, которые ведет на здешних болотах «отряд» Геры, явно командует Хрестный-Корнеев — восемь.

Сережка Корнеев искал и нашел в доме Ермолаева бумаги, которые потом попали к Никите. Стало быть, те, которые отец Егоровны, Егор Демин, спрятал в схоронку вместе со своим «приветом с того света». Ту вторую часть дневника Евстратова, где говорится о кладе. И в письме «с того света» упоминается насчет колечка, которое Демин нашел в то время, когда сооружал завалы в Бузиновском лесу. То есть примерное место, где расположен клад, знал и Демин. Но тот не рисковал его искать по разным соображениям.

Василий Михайлович, судя по «привету с того света», о схоронке не знал. Но мог узнать, случайно наткнувшись на нее у себя в доме. Причем случилось это, должно быть, совсем незадолго до приезда Никиты. Может быть, накануне днем или даже вечером. Возможно, старик нашел ее тогда, когда готовился к встрече с московским гостем — перебирал отцовские бумаги. Наверно, если б он сразу сообщил об этом Корнееву, то тот нашел бы способ выманить их у него.

Однако Хрестный о бумагах узнал не сразу.

А от кого он вообще мог о них узнать? Да от Егоровны!

Ведь ежели Ермолаев, обнаружив тайник, при этом первым нашел письмо Демина, то наверняка мог показать его соседке. Как-никак послание дочери от покойного отца. Впрочем, скорее всего он его не показал, а просто рассказал о нем, к тому же не объяснив, где находится схоронка. Может быть, потому, что хотел сперва дождаться Никиту. А бабка могла сболтнуть тому же Сережке. Но тот, вероятнее всего, решил сначала проконсультироваться с папашей.

После этого, решив, что Никита может забрать у старика бумаги, они решили похитить Ермолаева. Может быть, рассчитывали на то, что Никита, увидав дверь на замке, погуляет по городу, да и уедет восвояси. О том, что он может устроиться у Егоровны, как-то не подумали. Ясно, что они и бабку не предупреждали насчет своих планов.

Почему они не решились сразу пошуровать у Ермолаевa связав, оглушив или вовсе пристукнув старика? А потому что улица слишком тихая и любой лишний шум среди ночи мог привести к тому, что какой-нибудь старик Поха-быч мог проснуться и дать потом совсем не нужные свидетельские показания. Нет, Корнеев решил действовать тихо. Прислал под утро Сережку на «уазке», который мог сказать деду, что, мол, отца машина сбила или инфаркт хватил — помирает, жаждет проститься с любимым учителем. Что, откажется дед поехать? Нет. Тем более — почти родной человек. А повезли его скорее всего сюда. Здесь его и спрятать можно надежно, и допросить без сантиментов… А чтоб его и вовсе не искали, решили переодеть в его одежду какого-нибудь малоценного типа из тех, что здесь ишачат на Хрестного, и имитировать ДТП. Небось, чтоб не подставлять Сережку, заявили утром об угоне «уазки». Возможно, что Хрестный и приезжал тогда к Егоровне, когда Никите велели «погулять», именно с той целью, чтоб рассказать бабке о трагической кончине ее соседа. ан опоздал! Никита с Егоровной уже побывали у капитана Кузьмина, и тот зафиксировал бабкины показания: верхняя одежда Ермолаева, а белье не его, да еще и шрама нет там, где был. Потому что не мог предусмотреть, что местные телевизионщики успеют запустить в эфир сообщение о ДТП на Московском шоссе, что бабка старика Похабыча увидит этот сюжет, и то, что Похабыч побежит уведомлять Егоровну. Пришлось Хрестному на ходу перестраиваться. И тут ему помог сам Никита, который, успокаивая Егоровну, придумал историю с нападением бомжей на Василия Михайловича. Егоровна небось тут же ее пересказала Корнееву, а тот, мигом подхватив эту лажу, тут же ее развил и выдал за реальную историю.

А к ночи появился Сережка Корнеев. Ясно, что Василий Михайлович, даже если его не били и не мучили, а просто посидев в холодной и сырой землянке, не смог бы долго запираться, даже понимая, что его убьют тут же после того как расскажет про схоронку. Так или иначе, но Сережка приехал вечером, уже зная о том, где лежат документы. И приехал с подстраховкой, с качками, то есть рассчитывая быстренько забраться в дом, открыть тайник, расположение которого ему было уже хорошо известно, и за пятнадцать минут закончить всю операцию.

Но тут он допустил две ошибки. Если б он не сразу полез в дом Ермолаева, а сперва постучался бы к Егоровне, сказав, что, мол, меня Василий Михайлович за вещичками прислал, то Никита наверняка ни во что вмешиваться не стал бы. Вторая известна — не надо было на Никиту с ножом прыгать. Надо было ту же версию о вещичках для дедушки рассказать Никите из слухового окна. Наверняка мог бы завернуть бумаги в какие-нибудь рубашки или брюки. Никита бы запросто поверил и выпустил его на волю. А так и сам убился, и бумаги попали не к Хрестному, а к Никите.

В общем и целом, однако, это аналитическое расследование Никиту не успокоило. Наоборот, оно лишило его всякой надежды на помилование. Если Булочке он ничего плохого не сделал, и она может сколько угодно играть с ним, как кошка с мышью, перед тем как слопать, то Хрестному кто-то должен ответить за смерть сына и за агента в стане Балясина, то есть за Юрика. Да и знает Никита о кладе и всех наворотах вокруг него слишком много. Таких свидетелей не оставляют. А тем более — личная месть… Как там было в «Русской правде» написано, которую они на первом курсе проходили? «Аще убиеть муж мужа, то мстити брату брата, или отцу сына или сыну за отца…» Подзабыл, однако… В общем, это уже не важно.

Не станет Хрестный слушать Никитиных оправданий насчет того, что Сережка сам упал и на нож накололся. У него сын погиб — значит, и у кого-то, то есть у Никитиных родителей, должно быть такое же горе. Да и потом, раз им пришлось с Булкой договариваться, значит, Никита у него какой-то процент клада отобрал.

Может быть, даже половину или больше. А это уже деньги — за них в нынешнем обществе убивают однозначно.