Пропавшие без вести - Юрий Козловский

— Красиво говоришь, дядя! — сказал Стрешнев. — Но где-то я такое уже слышал. Вроде в кино. Точно! Какой-то детский фильм про злого колдуна, он даже был похож на тебя слегка и грозился так же… Тебе не стыдно повторяться? Вроде взрослый человек, серьезный, а все в сказки играешь!

Как всегда в минуты опасности, на Диму напало удалое веселье.

У Конрада был такой вид, что казалось — сейчас он вскочит с места и укусит наглеца, посмевшего оскорбить божество. Но каким-то отчаянным усилием воли он сумел подавить вспышку гнева и прорычал:

— А потом вы трое будете до самой смерти чистить городскую канализацию. Сначала здесь, а потом на своей бывшей родине, куда мы переселимся. Больше вы ни на что не годны. И жить будете там же, в канализационных туннелях, чтобы не оскорблять своим непотребным видом благородные взгляды горожан.

Стрешнева не смутила такая вонючая перспектива, и он продолжил дерзить:

— Так до этого, дядя, надо еще дожить! Как бы нам еще ролями не поменяться!

И посмотрел куда-то за спину Конрада. Купившись на нехитрую уловку, тот вздрогнул и обернулся назад. Стрешнев издал презрительный смешок, и получилось это у него очень обидно. Конрад, всем своим видом показывая, что стоит неизмеримо выше наглого ничтожества и обращает на его дерзость не больше внимания, чем на жужжание мухи, повернулся обратно и сказал, будто ничего не произошло:

— Да, больше вы ни на что не годны. Если бы в ваших тупых головах было хоть немного мозгов (а все-таки его зацепило, подумал Лесовой, если перешел к оскорблениям), то Я поступил бы с вами, как поступил с этим человеком.

Конрад позвонил в прикрепленный к подлокотнику кресла-трона золотой колокольчик, и через несколько секунд бледнолицый в белом костюме ввез в зал блестящую хромированными частями инвалидную коляску. Когда он подвез ее ближе и остановился между пленниками и «апостолами», Николай разглядел сидевшего в ней человека. Это был доктор Кварацхелия.

Вид, с которым Конрад смотрел на своих пленников, был как у хулиганистого мальчишки, который подбросил играющим в песочнице с куклами девчонкам живую лягушку и теперь наслаждался произведенным впечатлением. Но, даже если бы Николай мог изобразить на онемевшем лице какое-то чувство, чертов божок все равно не дождался бы от него никаких проявлений испуга или удивления. Лесовой умел прятать свои чувства.

— Вот этот человек нужен Мне! — провозгласил Конрад. — Точнее, его голова. Поэтому Я пощадил его, но лишил возможности двигаться. Всего один укол в позвоночник… Голове это не повредит, зато он будет избавлен от мыслей о побеге. Что, доктор, думаешь, не будешь работать на Меня? Будешь, не сомневайся. Не захочешь — заставим. Мы это хорошо умеем. Ты много про нас узнал, но все равно не представляешь, какой может быть боль!

Лесовой слушал его и не слышал, потому что в голове с настойчивостью комариного писка зудели слова:

— Николай, отзовись! Николай!

Он сразу узнал этот звенящий голос, который уже звучал один раз у него в голове, когда окончился страшный день испытаний в пустыне.

Как и тогда, зов не пришел извне, а возник в мозгу. Он понял это сразу. Но, в отличие от прошлого раза, он не был неуловимой мыслью, а оформлялся в слова. Узнать голос Лесовой не мог, потому что так не говорил ни один человек. Голос был похож на шелест листвы или отдаленное журчание ручья. Неужели поехала крыша? Или это результат гипнотического давления на его психику? В прошлый раз давила сама планета, а сейчас это делает Конрад со своими дьявольскими сподвижниками?

— Николай, отзовись! Это я! Прикрой глаза!

Лесовой с огромным трудом опустил веки, ему даже показалось, что это движение вызвало громкий ржавый скрип. И, как в прошлый раз, увидел одно лишь размытое пятно. Попытался сфокусировать зрение — и чуть не вскрикнул от неожиданности. Перед закрытыми глазами стояло бледное лицо доктора. Открыл глаза — то же самое лицо оказалось перед ним наяву. Доктор посмотрел прямо ему в глаза и неожиданно подмигнул.

— Ты меня услышал? — раздался в голове тот же голос.

— Да! — мысленный вопль Николая прозвучал с такой силой, что Кварацхелия невольно поморщился.

— Тише, тише! Так можно и оглохнуть! Ответь, ты меня слышал раньше? Я уже однажды звал тебя.

— Слышал. Но подумал, что мне почудилось. Перед этим пришлось пережить такое…

— Знаю. Но теперь ты готов. Это хорошо, теперь у нас будет связь. Они ведь не только обездвижили меня, повредив позвоночник, но и лишили способности говорить. У меня парализована гортань. А мне надо кое-что узнать от тебя.

— Что именно?

— Диск еще далеко?

— Конрад говорит, что ждет его через три дня. Но я видел, как его тащат. Думаю, быстрее чем за неделю, им не управиться.

— Значит, в любом случае у нас есть не меньше трех дней. Хорошо. За это время я обязан что-нибудь придумать. А сейчас сдерживайте себя и не злите Конрада понапрасну. Если он не выдержит и убьет вас — всему конец!

— Задумался? — Конрад по-своему понял сосредоточенность Лесового. — Осознал? То ли еще будет, когда вы увидите картины апокалипсиса! А пока смотрите на это!

Он сдвинул рычажок на подлокотнике кресла, и между ним и пленниками в воздухе повисла полупрозрачная цветная движущаяся картинка, изображая пляж на берегу моря, полный загорелых людей. Картинка сопровождалась соответствующим объемным звуковым оформлением. Морские волны с плеском набегали на берег, где-то вдалеке звучала музыка, а за полосой желтого песка высились изумрудно-зеленые пальмы. Это явно были натурные рекламные кадры, снятые в недавно освоенном киношниками объемном голографическом формате. За кого держал их Конрад, выдавая изобретение земных ученых за проявление собственных магических способностей?

Николай только подумал об этом, а неугомонный Стрешнев снова начал язвить:

— Смотрите, люди! Чудо! Чудо!..

— Дима, молчи, — жестко оборвал его Лесовой.

Видно, Стрешнев что-то сообразил, потому что не произнес больше ни слова. Конрад понял это по-своему, как начало капитуляции. Послышался щелчок рычажка, изображение исчезло, и он произнес с важным видом:

— Сегодня это выглядит так, а завтра там будем мы!

Конрад хотел добавить еще что-то, но вдруг его внимание привлек какой-то отдаленный треск, будто кто-то рвал крепкую ткань. С непонимающим взглядом он повернулся к золотой двери и замер, прислушиваясь. Зато Лесовой узнал этот звук гораздо раньше Конрада. Это был треск автоматной очереди.

— Коля, давай! — прозвучало у него в голове, но Николай уже и без того начал действовать.

То, что растерявшиеся «апостолы» упустили контроль над пленниками и непонятная сила больше не сковывает движений, он понял мгновенно и сразу рванулся в бой. Стрешнев с Полищуком включились чуть позже. Лесовой выбрал целью Конрада и бросился к нему, но у бледнолицых, составлявших элиту «нового мира», реакция оказалась не хуже. Они набрали ускорение даже быстрее Николая и мгновенно перемешались так, что невозможно стало отличить, какая из этих одинаковых фигур Конрад.