На пути к краху. Русско-японская война 1904-1905 гг. Военно-политическая история - Олег Айрапетов

В целом он был доволен увиденным, возможности русских войск на Дальнем Востоке (к этому времени вместе с пограничной стражей их насчитывалось около 115 тыс. чел.) генерал оценивал достаточно высоко: «В результате можно с отрадным чувством отметить, что войска Дальнего Востока успешно воспользовались недавним боевым опытом и ныне, под руководством своих доблестных и авторитетных высших начальников, продолжают с успехом совершенствоваться в деле боевой подготовки. Молодые войска Приамурского округа и Квантунской области с честью могут выдержать какое угодно боевое испытание»{1068}. Столь высокие оценки имеют довольно простое объяснение.

Интересы министра притягивал не Дальний Восток. Вернувшись в Петербург, он отправил генералу Драгомирову письмо, в котором сообщал, «…что во время поездки во Владивосток и обратно, его все время беспокоил вопрос о возможности войны на западном фронте и что он, пользуясь тем, что с ним была карта Австро-Венгрии, планы окрестностей Львова и Перемышля, и описание Австро-Венгрии, составленное русским Генеральным штабом, в свободное время, в вагоне, изучал по этим данным окрестности Львова и Перемышля и составил проект как лучше их брать, нанеся на карту параллели, которые придется заложить на месте и выбрал места для артиллерии. Генерал Куропаткин просил генерала Драгомирова срочно поручить генерал-квартирмейстейру штаба округа проверить его соображения и, по составлении подробного взятия этих пунктов, таковой ему прислать»{1069}. Командующий Киевским Военным округом весьма неодобрительно отозвался тогда о непроизводительной работе Военного министра{1070}.

Интересно, что визит Куропаткина практически совпал с политической активизацией японских военных по вопросу об отношениях с Россией. 8 июня 1903 г. в Токио состоялось совещание глав отделов Генерального штаба во главе с его начальником маршалом Ивао Ойямой. Начальники отделов единодушно выступили против политики обмена Кореи на Манчжурию, считая, что Россию нужно вытеснить из обоих этих регионов. По их расчетам время работало против Японии, и в ближайшее время победа над континентальным противником вполне возможна, а контрибуция с лихвой покроет военные расходы. Заключение было изложено в двух поговорках: «Если верхи и низы объединены гневом, они победят» и «Меньшее победит большее». Ойяма не поддержал подчиненных, его единственными словами были: «Помните, что Россия — сильная страна». Тем не менее 22 июня маршал подал императору записку — «Мнение по поводу решения корейского вопроса» — в котором подчеркивал важность Кореи для безопасности Японии и предлагал ускорить решение корейской проблемы на основе обмена на Манчжурию пока Япония обладает военным преимуществом над Россией в регионе{1071}.

Уже 23 июня, т. е. на следующий день, в Токио был созван императорский совет, на котором обсуждались предложения министра иностранных дел барона Ютаро Комура. Принципами, которыми следовало руководствоваться в отношениях с Россией, японский дипломат объявил: 1) сохранение независимости и неприкосновенности Китая и Кореи, равные возможности в торговле и промышленной активности в обоих странах; 2) взаимное признание прав Японии на Корею и России на Манчжурию и обсуждение мер по защите этих прав; 3) взаимное признание прав России и Японии посылать вооруженные силы в зоны своих интересов для их защиты или для подавления восстаний, с тем, чтобы войска немедленно выводились, как только цель их пребывания будет достигнута. Ограничение не касалось охранных сил, необходимых для поддержания порядка на железных дорогах и телеграфных линиях; 4) особое право Японии помогать Корее в проведении внутренних реформ. В японском правительстве стала утверждаться точка зрения, что лучшим способом защиты собственных интересов в Корее будет ограничение русской активности в Манчжурии, на что явно указывал пункт 1 программы министра иностранных дел{1072}.

При этом Комура настаивал на жестком соблюдении предложенных им требований, заканчивая обсуждаемый на императорском совете документ следующими словами: «Если Японии удастся достигнуть соглашения с Россией на основе этих принципов, права и интересы Японии будут соблюдены. Однако очевидно, что будет необыкновенно сложно получить согласие России на такой договор. Следовательно, я считаю важным, чтобы, начиная переговоры, Япония приняла твердое решение достигнуть этих целей, чего бы то ни стоило»{1073}. После нескольких часов обсуждения, императорский совет принял программу Комура, подтвердив, что никаких уступок по Корее не будет. Однако уступать не собирался и Петербург, который предпочитал чередовать демонстрацию собственной жесткости с затягиванием переговоров.

30 июля(12 августа) 1903 г. на Дальнем Востоке из Приамурского генерал-губернаторства и Квантунской области было учреждено наместничество во главе с генерал-адъютантом Е. И. Алексеевым. Наместник получал право ведения дипломатических переговоров с соседними странами, ему были подчинены все морские и сухопутные силы на указанных выше территориях{1074}. Разъясняя полномочия новой должности, император собственноручно написал: «Мой Наместник на Дальнем Востоке есть естественный Главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами края, призванными высоко держать русское знамя и служить надежной охраной наших справедливых интересов на берегах Тихого океана»{1075}.

Одновременно с учреждением Наместничества японский посланник в России барон Синичиро Курино вручил Ламздорфу проект русско-японского соглашения — фактически это был договор о разделе сфер влияния в Китае и Корее. Против этого соглашения категорически высказались Ламздорф и Алексеев{1076}. Японские предложения о свободе рук для подданных микадо в Корее показались чрезмерными даже стороннику более осторожной политики — С. Ю. Витте. Поддержанный Ламздорфом и Куропаткиным, он предложил частичные уступки, и 15 августа 1903 г. вынужден был выйти в отставку. Несколько ранее — 12 августа — Россия согласилась начать переговоры с Японией по Манчжурии и Корее, однако очень скоро они зашли в тупик. Переговоры шли в Токио, что, казалось, создавало дополнительные преимущества для их затягивания. Русский посланник всегда мог сослаться на необходимость проконсультироваться с Петербургом. Однако непосредственно перед войной, когда необходимы были оперативные действия, это видимое преимущество сыграло против России.