Блуждающая реальность - Филип Киндред Дик

ее частью. Здесь применимо суфийское изречение: «Мастер невидим в своей мастерской»[179]. Мастерская – вселенная, мастер – Бог. Но здесь выражено и теистическое убеждение, что вселенная создана Богом; меж тем, как я и сказал, вполне возможно, что Бог ничего не творит – он (она, оно) просто есть. И в нем (ней) мы проводим жизнь, постоянно задаваясь вопросом, где же его (ее, оно) найти.

Несколько лет я с удовольствием рассуждал таким образом. Бог всегда под рукой, как куча мусора в баке, – строго говоря, Бог и есть этот мусор. Но однажды мне пришла в голову дурная мысль – дурная, ибо она подорвала этот стройный пантеистический монизм, которым я так гордился. Что, если (сейчас вы узнаете, откуда берет свои сюжеты, по крайней мере, один писатель-фантаст) – что, если существует множество вселенных, расположенных на своего рода боковой оси, идущей, так сказать, под прямым углом к течению линейного времени? Должен признать, поначалу эта мысль поразила меня своей блистающей абсурдностью: десять тысяч тел Божьих висят рядком, словно костюмы в каком-то гигантском шкафу, а Бог то ли носит их все, то ли придирчиво выбирает, какое надеть сегодня: «Пожалуй, сегодня подойдет тот мир, где войну выиграли Германия и Япония, – говорит он себе, а потом прибавляет вполголоса: – А завтра надену тот симпатичный, в котором Наполеон разбил англичан: уж очень он мне нравится!»

В самом деле, звучит нелепо – от этого и основная идея кажется полной чепухой. Но давайте представим себе «шкаф, полный костюмов» немного иначе и скажем: «Что, если Бог примерит один костюм, а потом, по каким-то одному лишь ему известным причинам, передумает?» Используя все ту же метафору, решит, что костюм, который на нем сейчас, его не устраивает… тогда вышеупомянутый шкаф, набитый костюмами, окажется своего рода прогрессивной последовательностью миров, каждый из которых можно достать, примерить, поносить, а потом отбросить ради другого, получше. В этом пункте у нас, пожалуй, возникнет вопрос: «А что почувствует внезапно выброшенный костюм – внезапно покинутая вселенная? Что она переживет?» И следующий, более важный: что испытают – если что-то испытают – живые существа в этой вселенной? Видите ли, есть у меня смутная догадка, что такое в самом деле случается. И еще одна: что, случись такое, бесчисленные триллионы живых существ решат – хоть и неверно, – что не пережили ничего, что для них ничего не изменилось. Подобно элементам нового костюма, они будут воображать, что их носили всегда и продолжают носить, что от начала мира они были такими же, как сейчас, и все их воспоминания будут подтверждать правильность этого субъективного впечатления.

Мы привыкли считать, что перемены происходят на линейной временной оси: от прошлого к настоящему и к будущему. Настоящее – это приумноженное прошлое, оно отлично от прошлого. Будущее станет приумноженным настоящим и тоже будет от него отличаться. То, что существует ортогональная временная ось, расположенная под прямым углом к нашей, некая боковая область, в которой тоже происходят перемены, – так сказать, по бокам реальности, – нам почти невозможно вообразить. Как воспринимать такие латеральные перемены? Как мы их почувствуем? Если мы захотим проверить эту причудливую теорию, на какие признаки обращать внимание? Иными словами, как вообще перемены – в каких бы то ни было степенях и объемах – могут происходить вне линейного времени?

Что ж, давайте рассмотрим любимую тему христианских мыслителей: понятие вечности. Это понятие, говоря исторически, когда-то было великой новой идеей, принесенной в мир христианством. Мы вполне уверены, что вечность существует – что слово «вечность» означает что-то реальное, в отличие, например, от слова «ангелы». Вечность – это просто состояние, в котором ты свободен от времени, каким-то образом выходишь из него и поднимаешься над ним. Нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего: только чистое онтологическое бытие. «Вечность» – не слово, означающее очень долгое время; это то, в чем времени нет. Но позвольте спросить: происходят ли там, вне времени, какие-либо перемены? Если вы ответите: «Да, вечность не статична, время от времени в ней что-то случается», – я покровительственно улыбнусь и замечу, что вы вводите в вечность понятие времени. Само понятие «время» и означает – или постулирует, если хотите, – то условие, состояние, поток, да что угодно, в котором происходят перемены. Нет времени – нет и перемен. Вечность статична. Но если вечность статична, она даже хуже, чем нестерпимо скучна: она невообразимо мала, словно геометрическая точка, бесконечность которой определяется бесконечным количеством проходящих через нее прямых. Так что, рассматривая свою теорию ортогональных или латеральных изменений, я защищаю ее так: «По крайней мере, в интеллектуальном смысле это не большая чушь, чем идея вечности». А о вечности говорят все, независимо от того, собираются ли что-то с ней делать.

Позвольте предложить вам одну метафору. Допустим, у нас есть очень богатый любитель живописи. Каждый день слуги вешают у него в гостиной, над камином, новую картину – каждый день новый шедевр, день за днем, месяц за месяцем, – изо дня в день уносят «использованную» и заменяют ее другой, новой. Этот процесс я назову изменениями по линейной оси. А теперь предположим, что у слуг кончились картины. Что же им делать? Оставить висеть ту, что висит сейчас, нельзя: хозяин приказал менять картины каждый день. Нельзя оставить эту, не выйдет заменить ее другой; и тогда слуги придумывают необычную хитрость. Пока хозяин не смотрит, они искусно дописывают картину на стене. Тут добавляют к ней девочку, там дерево; одно дорисовывают, другое закрашивают: та же самая картина начинает выглядеть по-другому и становится в каком-то смысле новой – но и не новой, поскольку не была заменена. Хозяин входит после ужина в гостиную, садится перед камином и начинает рассматривать то, что, согласно его ожиданиям, должно быть новой картиной. Что же он видит? Разумеется, не то же, что видел раньше. Но и не… и здесь мы начинаем сочувствовать этому, по всей видимости, туповатому миллионеру, ибо прямо видим, как плавятся у него мозги. «Да, – говорят его нейроны, – эта картина новая – она не та же, что была вчера. Но в то же время на каком-то глубоком, интуитивном уровне я чувствую, что она та же самая… чувствую, что я ее уже видел! Однако я, кажется, помню дерево – а здесь дерева нет…» Теперь, если перцептивное и интеллектуальное замешательство этого человека мы экстраполируем на мою теоретическую гипотезу о латеральных переменах, вы лучше поймете, что я имею в виду. Как минимум, до некоторой степени вам станет ясно: того, о чем я говорю, может