Горячая "холодная война". Юг Африки (1960-1990 гг.) - Владимир Шубин

История отношений Москвы с Народной организацией Юго-Западной Африки (СВАПО) на ее первом этапе значительно отличалась от истории ее связей с другими освободительными движениями на Юге Африки. Дело в том, что первоначально в СССР, так же как и в Африке, да и на Западе большее внимание уделялось другой организации – Национальному союзу Юго-Западной Африки (СВАНУ). В частности, СВАНУ был принят в ОСНАА, штаб-квартира которой, а также проводимые ею конференции были важным каналом для связей Москвы с африканскими борцами за свободу.

Можно предположить, что это было вызвано двумя факторами. Во-первых, СВАНУ с первых своих дней представлял себя как общенациональную организацию, в то время как СВАПО была основана как Организация народа Овамболенда, то есть претендовала на защиту интересов одной этнической группы, пусть даже крупнейшей в Намибии. К тому же, по словам одного из ее основателей, первоначально ее целью была защита экономических интересов рабочих-овамбо[881].

Во-вторых, те политические силы, чье мнение Москва принимала во внимание, особенно АНК и ЮАКП, в начале 1960-х гг. были ближе к СВАНУ. Это показывает, например, тот факт, что СВАНУ вместе с АНК и Панафриканистским конгрессом (ПАК) стал членом Южноафриканского объединенного фронта, созданного в июне 1960 г. Рут Ферст, видная южноафриканская журналистка и писательница, которая в тот период была членом ЦК ЮАКП, в книге, изданной в Англии в 1963 г. и позднее переведенной в Советском Союзе, писала об обеих организациях, но с большей симпатией относилась к СВАНУ[882]. А. Ю. Урнов, который позднее был первым советским (и российским) послом в Намибии, высказался так: «Не было никого, кто бы представил нам СВАПО»[883].

Более того, в самом начале 1960-х гг., возможно из-за сложившихся тогда отношений между СВАНУ и АНК, руководство СВАПО видело свою организацию ближе к ПАК. Тогда она даже рассматривалась в качестве члена так называемого «Конголезского альянса» вместе с ПАК, ФНЛА и ЗАНУ, поскольку несколько членов СВАПО были направлены для прохождения военной подготовки в лагерь Кинкузу в Конго (Заире)[884].

Однако, несмотря на это, контакты между представителями Москвы и СВАПО и тогда имели место. Первым документом этой организации, обнаруженным автором в архиве СКССАА, был перевод письма от Ишмаила Форчуна, генерального секретаря этой организации и ее «представителя в Северной Америке и на Ближнем Востоке», направленного в Комитет в августе 1961 г. представителем антиколониальных сил Руанды-Урунди в Каире[885]. Уже сам факт, что письмо было передано через посредника, показывает слабость двусторонних связей, хотя письмо Форчуна было адресовано не кому-нибудь, а «Его превосходительству министру обороны СССР». Оно содержало просьбу принять его в Москве для обсуждения вопросов обучения «военному искусству», поскольку «в должное время нам придется начать вооруженные действия» и выражалась надежда, что «г-н [Луис] Неленгани [тогда вице-президент СВАПО] и другие» будут также приняты на такую подготовку[886].

Уже на следующий день, 24 августа 1961 г. письмо было переправлено адресату. Позднее на обучение в Москву прибыли и его автор, и Неленгани, но не по линии Министерства обороны, а в Центральную комсомольскую школу[887]. Правда, нужно отметить, что их деятельность в качестве второго и третьего человека в иерархии СВАПО была недолгой: Форчун вернулся в Намибию и был обвинен руководством СВАПО в предательстве[888], а Неленгани был выведен из руководства этой партии после того, как тяжело ранил ножом преемника Форчуна, Джекоба Кахангуа. Позднее он также вернулся на родину и стал свидетелем обвинения на процессах членов СВАПО.

План обмена СКССАА на 1963 г. предусматривал прием делегации СВАПО в составе трех человек сроком на две недели[889]. Руководство Комитета хотело, чтобы делегацию возглавил президент СВАПО Сэм Нуйома, но в августе того года он сообщил, что не может приехать и намерен направить в Москву Кахангуа или Неленгани. Однако представитель СКССАА в ОСНАА Л. М. Максудов высказал мнение, что лучше бы принять первого лидера СВАПО, даже если это произойдет позднее[890].

Затем СКССАА получил письмо от 2 декабря 1963 г., подписанное на этот раз «Ишмаилом ван Форчуном», в котором содержались просьбы о поставках материалов, причем не только продовольствия и одежды, но и оружия и боеприпасов. Более того, Форчун сообщил в письме, что СВАПО собирается начать вооруженные действия и поэтому нуждается в 100 тыс. фунтов[891].

Сопроводительное письмо из посольства СССР в Дар-эс-Саламе было довольно сдержанным. В нем лишь предлагалось принять членов СВАПО в Центральную комсомольскую школу или на подобные курсы, но не рассматривать просьбы о материальной помощи, поскольку СВАПО только что получила 2 000 фунтов от Комитета девяти (так официально назывался Комитет освобождения ОАЕ)[892].

В тот период планы СВАПО были отнюдь не реалистичными. Ветеран этой организации Бен Аматила вспоминал: «Однажды я получил указание от Питера Наньембы [тогдашнего представителя СВАПО в Дар-эс-Саламе] по поиску мест на [атлантическом] побережье, откуда 500 молодых намибийцев могли бы быть взяты на борт, чтобы направить их за рубеж для военной подготовки»[893].

Отношение Москвы стало меняться, когда в конце 1963 г. руководство СВАНУ заняло открыто «прокитайскую» позицию. Сотрудники Комитета солидарности почувствовали это, когда делегация СВАНУ во главе с Джариретунду Козонгизи в начале ноября 1963 г. находилась в Москве транзитом из Пекина. Козонгизи (кстати, будущий омбудсман независимой Республики Намибии) тогда «прославился» тем, что, выражая недовольство приемом, даже ударил одного из сопровождавших на аэродроме «Шереметьево». Тем не менее, Комитет пригласил еще одну делегацию СВАНУ в СССР, хотя при этом отмечалось, что судя по поведению и высказываниям Козонгизи во время остановки в Москве, китайцы сумели привить ему враждебность по отношению к советским представителям[894]. В целом отношение Москвы в это время можно оценить, судя по тому факту, что в 1963 г. по линии СКССАА предусматривалось выделение пяти стипендий для СВАПО и четырех – для СВАНУ[895].