Киноклуб - Крейг Маклей

– А с Парижем у тебя, значит, неприятных воспоминаний не связано?

– Принимая решение, взвесил много разных факторов. Если не считать климата, местной кухни, искусства, архитектуры и вина, вопрос для меня решили волынки.

– Волынки?..

– Видишь ли, волынки и аккордеоны очень похожи друг на друга, – объясняю я. – Кстати, ты знала, что существует всемирный музыкальный заговор, задача которого – скрыть тот факт, что на самом деле существует всего одна-единственная полька, исполняемая под двумя тысячами разных названий? Вот почему их всегда играют только во время Октоберфеста, когда все присутствующие пьяны вдрызг. Никто не заметит, что между полькой «Выкатывай бочку» и полькой «Пивная бочка» нет ни малейшей разницы. То же самое касается волынок, на которых играют только на свадьбах и похоронах. Разумеется, это не случайно. В обоих случаях шотландцы напиваются так, что провести их – раз плюнуть.

– Ах вот оно что, – кивает Робин. – Кстати, слышала, что издательство «Дамокл» расторгло с тобой все договоренности. Неужели правда?

– Зависит, с какой стороны посмотреть на проблему, – уточняю я. – Пожалуй, решение было взаимным. Просто, как обычно бывает в таких случаях, никому не хочется, чтобы его бросили, – лучше это сделать самому. Последние восемь лет «Дамокл» стремился превратить меня в того, кем я не являюсь – и, откровенно говоря, являться не желаю. Еще немного, и они добились бы своего. Понял, что пора бежать.

– В каком смысле – в того, кем ты не являешься?

– В автора бестселлеров, – уточняю я. – В писателя, который, садясь за работу, только о том и думает, как понравиться максимальному количеству читателей. А это не по мне. Первая книга по чистой случайности продавалась успешно, и в издательстве захотели, чтобы теперь я стабильно выдавал опусы в том же роде. Но теперь мне хочется писать совсем другое. Отсюда и конфликты.

– Да, сложная ситуация, – качает головой Робин. – Между прочим, я ведь тоже автор. Может, что-нибудь посоветуешь с высоты собственного опыта?

– Думаю, у тебя все будет нормально. Главное, никому не позволяй искажать основной смысл твоего произведения. И не слушай тех, кто учит, какой в твоем произведении должен быть смысл.

– И что же ты теперь собираешься делать? Издаваться за свой счет?

– Наверное. Сначала напечатаю романы, которые забраковал «Дамокл», а там посмотрим.

– У тебя во Франции есть какие-нибудь знакомые?

– Да, родственники, но они живут не в Париже. Впрочем, мы с ними никогда тесно не общались. Так что можно считать, что во Франции у меня никого нет.

– Неужели совсем не страшно? – удивляется Робин. – В смысле, отправляться туда, где никого не знаешь?

– В последнее время мне эта перспектива кажется все более и более соблазнительной.

– Правда? И по друзьям скучать не будешь? Ни капельки? А как же твои товарищи по киноклубу?

Смеюсь:

– Как раз от них хочу отдохнуть в первую очередь. Думаю, разлука и расстояние пойдут нашим отношениям только на пользу.

– Ну ты смелый, – качает головой Робин. – А меня при мысли, что скоро придется ехать в огромный незнакомый город, сразу в дрожь бросает. С одной стороны, смогу перевести дух, ведь с бывшим мужем проблем по-прежнему хватает. Но с другой, Тим всегда держал меня в тонусе. Понимаешь, о чем я?

– Боюсь, не совсем.

– Просто вся моя жизнь долгое время крутилась вокруг него. И до свадьбы, и после. Наверное, после даже больше, чем до. А теперь впервые за несколько лет появилась возможность пожить для себя. Если честно, даже немножко побаиваюсь.

– Это нормальная реакция, – отвечаю я. – Главное, помни: это позитивное волнение.

– Да? И чем же позитивное отличается от негативного?

– Позитивное – это когда тебе представилось сразу много возможностей, и ты боишься ошибиться и выбрать не ту. А негативное – когда опасаешься, что на заднем сиденье твоей машины притаился человек с ножом.

– Ну спасибо, – хмыкает Робин. – Человек с ножом! Можно подумать, я до этого мало нервничала из-за криминальной обстановки в Нью-Йорке.

– Не волнуйся. И вообще, чтобы ездить за рулем на Манхэттене, надо быть мазохистом. Советую передвигаться на такси. А еще лучше – на метро. Главное – остерегайся выходить на улицу ночью. В это время свидетели Иеговы выходят на охоту, чтобы добыть свежего мяса для своего подземного бога-обезьяны.

– Мне показалось или ты рассказ Клайва Баркера пересказываешь?

– А ты думаешь, откуда он взял идею?

Тут подходит Кэти и разливает остатки шампанского по нашим бокалам.

– Ужин почти готов! – возвещает она. – А теперь пейте до дна. К тому, что я вам готовлю, это шампанское не подходит.

– А что ты готовишь, Кэти? – спрашиваю я.

– Сюрприз! – отвечает сестренка. – Сейчас налью в графин «Брунелло» десятилетней выдержки, так что расправляйтесь с шипучкой, и побыстрее.

– Закуски просто замечательные! – хвалит Робин.

– Спасибо, – с достоинством кивает Кэти. – Ну как, брат уже сделал предложение?

Робин округляет глаза:

– Э-э… нет…

– Расслабься! – вмешиваюсь я. – Кэти шутит. Вернее, пытается.

– Сто раз говорила, что он полный придурок, и скажите теперь, что это не правда, – произносит Кэти, глазами меча в меня молнии. – Улетает в Париж, а позвать тебя с собой даже в голову не пришло. Думаю, не надо объяснять, кому в нашем семействе достались все мозги.

Ох уж эти писатели. Возомнили, будто все знают. А у самого до колледжа даже девушки не было.

Робин смеется. Теперь приходит моя очередь пылать благородным гневом.

– Это правда? – спрашивает Робин.

– А то нет! – фыркает Кэти. – Как ее звали? Конни Киркпатрик? Она еще с тростью ходила.

Прокашливаюсь:

– Вообще-то не с тростью, а на костылях. Сломала лодыжку, когда бегала.

– Очаровательно, – произносит Кэти. – Воспользовался слабостью и беззащитностью бедной девушки. Но ты, Робин, на этот счет не волнуйся. Обычно он на женщин не кидается.

– Спасибо, Кэти, – вклиниваюсь я. – Это первый комплимент, который ты мне сделала за двадцать с лишним лет.

– Всегда пожалуйста, братец, – отвечает Кэти, ущипнув меня за щеку. – Только будь добр, окажи ответную услугу. Если все же поедешь во Францию искать себя, но так и не найдешь, помни о разнице во времени и не звони мне посреди ночи, чтобы пожаловаться, какого дурака ты свалял.

– Клянусь, любезная сестрица.

– Вот и отлично! А теперь извините. Пора обратно на кухню. И вот еще что – пожалуйста, не ставь на моем брате крест, – советует Кэти Робин перед тем, как уйти. – По первому впечатлению – олух олухом, но со временем к нему как-то привязываешься.