Магия Отшельничьего острова - Лиланд Экстон Модезитт

— Пожалуй, — коротко ответил я, не желая портить все дело похвальбой.

— А чем докажешь?

— Сработаю что-нибудь на твоих глазах, а ты оценишь. Мне понадобятся только инструменты и обрезки древесины.

— Это хорошие инструменты. Уж не знаю, можно ли их тебе доверить... — голос его, все более слабый, внезапно перешел в какое-то бульканье, а потом он зашелся в кашле, да так, что вынужден был ухватиться за край верстака. Но даже при этом он не сводил с меня глаз.

— Так ведь я не прошу их взаймы. Буду работать под твоим приглядом. Если что не так — ты остановишь.

— Хм-м...

Приняв это за согласие, я принялся шарить вокруг и в конце концов нашел обрезок красного дуба, годный для разделочной доски, и несколько маленьких обрезков белого, из которых могла выйти крохотная шкатулка, вроде коробочки для иголок.

С инструментами дело обстояло хуже, чем с материалом. Изначально они действительно были великолепны, но пилы не затачивались годами, а некоторые рубанки даже не прочищались от забившей их стружки. С рубанками я кое-как справился — прочистил, смазал и заточил, но развести полотна для лобзиков не мог и ограничился тем, что их почистил.

Когда я разложил, наконец, заготовки для шкатулки, было уже хорошо за полдень.

— Отец... — голос донесся из открывшейся в глубине лавки двери. — Ой, я и не знала, что здесь кто-то есть!

В проеме стояла золотоволосая миниатюрная девушка, в отца худенькая, но с вполне сформировавшейся фигурой. Голосок у нее был тонким, тоже на отцовский манер, но не таким скулящим. Ее прямой нос я назвал бы длинноватым, а вот карие с зелеными крапинками глаза выглядели более чем привлекательно.

— Прости, если смутил тебя, — сказал я. — Меня зовут Леррис.

Она перевела взгляд с меня на отца и обратно.

— Вот, пытаюсь уговорить твоего батюшку взять меня на работу, — продолжал я нарочито небрежным тоном.

— Хм-м... — начал было Дестрин, но снова закашлялся. Предположив, что для него это может служить способом избежать каких-либо высказываний, я тоже умолк и продолжил возиться с обрезками.

— Не пообедаешь ли ты с нами, Леррис? — предложила девушка. — У нас сегодня суп, фрукты и печенье.

Дестрин метнул на дочь недовольный взгляд.

— Спасибо за приглашение, — отозвался я, — но мне неловко принимать его, пока я не сделал ничего, заслуживающего внимания мастера Дестрина... — произнося эту фразу, я приметил, что столяр малость успокоился.

— Может быть, принести тебе пить и немного фруктов?

— Право не знаю... мне нужно работать.

Девушка опустила глаза, а потом повернулась и стала подниматься по лестнице.

Как это водится, работа заняла больше времени, чем можно было ожидать. Мне пришлось переналадить столярные тиски и подтянуть зажимы на рубанке. Да и распилить все быстро не удалось. Ножовки были далеко не такими острыми, как у дядюшки Сардита.

На то, чтобы проглотить пару нарезанных ломтиками яблок, запив их соком из щербатой кружки (девушка принесла-таки мне угощение), ушло всего несколько минут, но к тому времени, когда я склеивал последние соединения, уже близился час ужина. Дестрин весь день хмыкал над своей лавкой, едва успев закончить работу к тому моменту, когда я поместил маленькую шкатулочку из белого дуба в тиски.

На то, чтобы набросать мелом несложный рисунок — четырехлучевую звезду в квадратной рамке — и неглубоко выдолбить его по нанесенным контурам, времени потребовалось совсем немного.

Шкатулка получилась добротная — не шедевр, но лучше многих, какие мне случалось видеть.

— В дереве ты толк знаешь и инструменты в руках держать умеешь, — нехотя признал Дестрин.

— Милая вещица, — заметила его дочка.

— Не то слово, Дейрдре. На рынке пойдет за серебреник, если не за два.

Угрюмый мастер чуть ли не улыбнулся.

Не зная Фенарда, я все же сомневался, что за такую штуковину можно выручить больше пяти медяков, но перечить старшему не хотел, а потому молча пожал плечами.

— Так как, гожусь я в подмастерья?

— Много платить я не могу.

— Я много и не запрашиваю. Ты будешь получать половину цены всего того, что я смогу сделать и продать. Сверх того буду отдавать тебе два медяка в восьмидневку за комнату и столько же за еду. Но при этом ты разрешишь мне вычистить старую конюшню и поставить туда своего пони.

Услышав про пони, Дестрин удивленно встряхнул головой.

— Ты откуда взялся, малый?

— С северного побережья. Пристроился было во Фритауне, но пришлось уехать. После того как Черные закрыли порт, работы совсем не стало.

— Но ты смог позволить себе содержать лошадь! — изумилась Дейрдре.

— Одно название, что лошадь, — рассмеялся я. — Горный пони. Он и ест-то всего ничего.

— Еще два медяка за конюшню.

— Идет, но только если я не заработаю тебе полсеребряника за восьмидневку.

— Годится, — молвил Дестрин после размышления. — А спать будешь — при мастерской — тут есть чуланчик.

Я получил все, в чем нуждался в настоящий момент: заработок, возможность выкроить время на чтение и место, куда поставить Гэрлока.

— Поужинаешь с нами наверху, — сказал ремесленник, обводя взглядом мастерскую.

— После того, как здесь приберусь, — откликнулся я, прекрасно его поняв.

Он кивнул.

Дестрин заполучил работника на очень выгодных условиях, но зато и не цеплялся с вопросами, которые наверняка стали бы задавать преуспевающие мастера, вроде Пэрлота.

Ужинать с хозяином я не стал, упросив его позволить мне без промедления привести в порядок конюшню и поставить туда Гэрлока.

Конюшня была закрыта и заброшена. По всей видимости, Дестрин никогда не имел таких запасов материала, чтобы использовать ее под склад. Мне не составило труда с помощью найденной в углу старой метлы привести одно из двух стойл в состояние, позволявшее разместить там моего пони.

Поездок у нас с ним на ближайшее время не намечалось. Правда, лошадям застаиваться вредно, но этот вопрос можно было отложить на потом.

Затруднений и сложностей у Дестрина оказалось столько, что поначалу я не знал, с чего начать. Конечно, с некоторыми, такими как наведение порядка в мастерской, справиться было нетрудно, но иные потребовали от меня траты собственных средств. Так, например, мое желание заточить ножовочные полотна у хорошего точильщика Дестрин находил пустой блажью. Для него самого в этом и впрямь не было никакого смысла, потому как тонкой работой он не занимался, а для грубой годились и имеющиеся пилы. Но я намеревался делать и продавать хорошие вещи.