Искры - Раффи

не будешь останавливаться на отдых? — спросила Маро.

— Нет, — ответил он, — так как отсюда до Вана три дня пути.

— Стало быть, я не успею повидаться с матерью? — спросил я, Аслан подошел ко мне совсем близко и еле слышным голосом сказал:

— Кто хочет следовать за нами, должен оставить и мать, и отца, и сестер и братьев своих… Понял?..

Затем Аслан сказал, что хотя он и согласился взять меня с собой, однако он выедет отдельно, без меня и мы встретимся с ним в пути, на первой остановке, до которой отсюда не так далеко. Он велел мне тотчас же пойти, сесть на коня и выехать. После этого он нежно обнял Маро и меня и расстался с нами. Мы с Маро поспешили к палатке.

— Что ж, поезжай Фархат, хорошо ты делаешь, что уезжаешь. Увидишь город Ван. Но, смотри не забывай Соню…

Последние слова показались мне странными и я спросил, почему она говорит это.

— Соня любит тебя, Фархат, а ты ведь дал ей слово… мужчина должен быть верен данному слову…

— А ты откуда знаешь, что я дал ей слово? — спросил я.

— Я все знаю… Я знаю как вы проводили те дни, когда ты был учеником у ее отца… Я все знаю…

Ее слова очень смутили меня.

— Кто тебе рассказал все это? — опять спросил я.

— Сама Соня. Она все это рассказывала с такой горечью, что я не могла удержаться от слез, — ответила Маро.

Я молчал.

— А ты знаешь как несчастна Соня? — продолжала она. — Ты теперь ее единственное утешение. Если ты ее обманешь, она не выживет…

Каждое слово Маро поражало меня, как гром. Я не знал, что мне отвечать. Все, что говорила она, было правдой. Соне я дал слово…

— Соне ты дал слово, — как бы угадывая мои мысли, повторила Маро. — Нехорошо, когда мужчина нарушает данное им слово…

— А если нарушает девушка? Тогда?

— Тоже нехорошо, — ответила она.

Последние слова она произнесла глухим, дрожащим голосом.

— Ведь и ты дала мне слово, — сказал я.

— Правда, дала, но я не хочу питаться крошками с чужого стола, остатками любви…

Я, хотя и понял смысл ее слов, однако спросил:

— Что это значит?

Она ответила не сразу, но я заметил, что ее глаза горят гневом. С глубоким возмущением она мне сказала:

— Я знала, что у тебя нет совести, но теперь вижу что нет у тебя и ума. Я не могу любить человека, который может обманывать…

— Значит, между нами все кончено? — спросил я.

— С той самой минуты, когда у «Молочного ключа» Соня сидела рядом с тобой и рассказывала тебе о своем несчастии…

Как ни гадки и оскорбительны были для меня слова Маро, однако в них была правда. Я чувствовал свою вину. И я не мог ни сердиться, ни просить прощения.

После некоторого молчания она спросила:

— Если хочешь, чтоб мы остались друзьями — то ты должен любить Соню.

— Я хочу чтоб мы остались друг для друга тем, чем были.

— Это кончилось. Ты ответь мне на мой вопрос. Будешь любить Соню или нет?

— Я уже сказал.

Она остановилась на пути. Она вся дрожала. Побледневшее лицо ее выражало дикую ярость.

— Здесь мы расстанемся. Ты не посмеешь переступить порог палатки охотника. Подожди тут. Я пойду, вышлю твоего коня и оружие и тогда поезжай, куда хочешь.

— Ты меня изгоняешь?

— Как хочешь, так и понимай.

— Безжалостная.

Она отвернулась, чтоб я не видел ее лица. Затем быстрыми шагами начала идти к лагерю богомольцев. Но как ни был взволнован, я все же заметил, как из ее глаз лились слезы, словно брызги огня.

До сего дня не могу я забыть и никогда не забуду ее скорбного лица, горевшего справедливым и мстительным гневом.

Несколько минут я стоял, как вкопанный. В глазах потемнело, ноги стали дрожать и я свалился на землю…

Когда я очнулся, было уже совершенно темно. Но как велика была моя радость, когда я увидел около себя Маро! Моя голова лежала на ее коленях. Она поцеловала меня в лоб и сказала:

— Прости меня, Фархат я разбила твое сердце.

При этих словах она начала горько рыдать.

— Рана твоя не опасна, Фархат, — сказала она. — Я ее обмыла и перевязала. Кровь уже остановилась. Теперь тебе ведь лучше?

И правда, я весь был в крови, Я понял, что, падая, ударился о камень и разбил себе голову… Видимо, Маро увидев это, вернулась, чтоб помочь мне.

— Я виновата, — говорила она, — Я буду любить тебя, вечно буду любить тебя, Фархат… Не кляни меня, ради бога.

Если б я был даже мертв, то и тогда б эти слова оживили меня.

Однако потеря крови истощила мои силы и словно сквозь сон я слышал ее слова и чувствовал прикосновение ее губ к моему лицу…

Вдруг я почувствовал, как чьи-то богатырские могучие руки подняли меня с земли. Кто-то взвалил меня на свою спину и понес, как перышко.

Я слышал голос Мхэ, который говорил:

— Черт побери, от пустяка свалился наземь и барахтается… И не стыдно! Можно ли терять сознание от вида крови?..

Я проснулся уже поздно ночью. Палатка старого охотника освещалась тусклым светом фонаря. Маро сидела у моего изголовья. Все остальные спали на дворе, перед палаткой.

Маро спросила о моем самочувствии. Я ответил, что чувствую себя хорошо, но очень жалею, что отстал от Аслана.

— Мхэ тут, — ответила она. — Когда ты поправишься он повезет тебя в Ван. Аслан останется в Ване несколько дней. — Ты его застанешь там.

— Я выеду рано утром, — сказал я. — Аслан обещал подождать меня у первой остановки. Я догоню его.

Но утром я чувствовал себя не совсем хорошо. От потери крови я очень ослабел. И только спустя несколько дней я мог сесть на коня и пуститься в путь. Маро предложила мне взять с собой Мхэ.

— Для чего приехал Мхэ? — спросил я.

— Он приехал за нами, — ответила она.

— Кто его прислал?

— Отец.

— В таком случае как же я могу его отнять у вас?..

— Мы и без него доедем.

— Что же, значит, только я, как слепая курица не могу пуститься в путь?

— Можешь, — ответила Маро, — но потеряешь дорогу. Кроме того, Мхэ привез письмо от отца к Аслану. Он должен поскорее его доставить.

Уже до восхода солнца мы с Мхэ пустились в путь. Мхэ не имел обыкновения ехать верхом.

— Грех ехать верхом, — говорил он. — Для чего тогда бог дал мне ноги?

Он шел впереди с огромной своей дубиной,