Взор Талимана - Ксения Викторовна Мирошник

на кровать рядом с Кираном и взяла его за руку. Его кожа была горячей и мокрой. – Он уже не дождется.

– Я могу вернуться в озерный край, – сказала Элиопа.

– Но мы шли сюда почти три дня! – Илая понимала, что времени совсем нет. – Чтобы добраться туда и вернуться обратно, понадобится, чуть ли не неделя.

– Таврийские кони не так просты, Илая. – Заметил Рав, и девушки подняли на него глаза. Он что-то сосредоточенно обдумывал. – Элиопа очень легкая, а ее лошадь очень быстрая. – Он посмотрел на куннку. – Я выбрал ее для тебя, чтобы в случае необходимости, она могла вынести тебя из любой передряги. Если дать ей волю, то она выдержит этот путь и сократит его вдвое.

– Даже три дня могут стать для Кирана, слишком долгим сроком. – Илая крепче сжала руку барса и перевела взгляд на друзей.

– Я понимаю, Илая. – Куннка присела рядом с ней на корточки. – Мы можем сидеть здесь и смотреть, как угасает его жизнь, а можем попробовать сделать хоть что-то. Я не смогу просто наблюдать, уверена и ты тоже. Я все равно попробую.

– Я поеду с тобой, – заявил Рав. – Моя лошадь, ведущая в табуне, она не позволит твоей сдаться. Да и отпустить тебя одну, я не смогу.

Илая ненадолго задумалась и поняла, что Элиопа права. Никто из них не знал, сколько Киран сможет продержаться. Он сильный и крепкий, возможно три дня не так уж и много. Она понимала, что обманывает себя, но надежда была ей просто необходима.

– Тогда отправляйтесь прямо сейчас, – сказала она. – Не будем терять времени.

Элиопа, пока собиралась в дорогу, рассказала Илае о том, где хранятся остатки припасов и воды, а так же одеяла и чистые вещи. Когда Илая вышла проводить друзей, единственное, о чем она их попросила, это поторопиться.

Девушка вернулась в дом и тяжело вздохнула. Теперь вся надежда на Рава и Элиопу. Она сама мало, что могла сделать для Кирана. Илая промыла его раны и нанесла все оставшееся в пузырьке зелье, которого не хватило и на половину спины. Ее рана тоже болела и причиняла массу неудобств, но Кирану лекарство было нужнее. Илая знала, что когда ее силы восстановятся, она сможет излечиться. Она думала, что эта боль может хоть как-то помочь ей разделить страдания барса.

В первый день ожидания Кирана лихорадило, и Илая не отходила от него, постоянно обтирая влажной тряпкой, чтобы хоть как-то облегчить его муки. Мужчина бредил, звал сестренку и Курта, а потом называл имя матери. Иногда Илая совсем не могла разобрать слов, а когда он позвал ее, совсем отчаялась.

Ночью его состояние ухудшилось, кожа из бледной превратилась в серую, а раны воспалились, продолжая кровоточить. Киран стонал и сжимал руками одеяло, на котором лежал. Ночь угнетала его состояние и пугала Илаю, близившимся концом. Она не представляла, откуда знает об этом, но жизнь Кирана была на исходе.

– Киран, – прошептала Илая, укладываясь рядом с ним на кровати. Она коснулась рукой его щеки и ощутила прохладность его кожи. Лихорадка спала, теперь девушка воспринимала это, как плохой знак. – Киран, не сдавайся. Потерпи немного. Они успеют. Тебе всего только и надо, что продержаться еще какое-то время.

Илая понимала, что теряет его, но не могла смириться. Он был нужен ей, как никто другой во всем Талимане и за его пределами. Как можно было отпустить его, если она не успела сказать самого главного? Пусть он посчитает ее глупой и неразумной. Вероятно, Киран осудит ее и напомнит о том, что ее чувства невозможны и неправильны, но это не имело никакого значения. Илая просто хотела хоть раз сказать о них, произнести вслух.

– Не смей уходить вот так! – произнесла девушка, дрожащим голосом. – Ты должен выдержать и снова встать на ноги. Ты просто обязан очнуться и начать опять меня раздражать, поучать и воспитывать.

Илая тихо плакала, поглаживая его лицо пальцами. Киран совсем затих и постепенно угасал прямо на глазах. Илая готова была поклясться, что в хижине стало намного холоднее, несмотря на разведенный огонь в очаге.

– Киран, умоляю…, не сдавайся, не сейчас…

Голос Илаи срывался, а сердце надрывалось от каждой мысли о потере. Она просто не могла позволить ему уйти.

– Ты сдержал слово, – сказала она, прижимаясь лицом к его прохладному лбу. – Ты пришел за мной, чтобы ни было причиной для этого. Прости меня…

Дыхание мужчины стало едва уловимым.

– Прости, что изводила тебя…, прости, что грубила и все время срывалась. Прости, что была такой неблагодарной, – шептала Илая. – Дело не только в том, что я не доверяла тебе. Ты стал целым миром для меня, но я не могла даже самой себе в этом признаться. Ты не представляешь, как страшно осознать, что тот, кто злит тебя больше всего, постепенно становиться самым близким и нужным человеком.

Илая глотала жгучие слезы, осознавая, что барс ее не слышит и что никогда уже не услышит.

– Теперь ты понимаешь, почему тебе нельзя уходить? Ты еще должен отчитать меня за слова, которые я собираюсь сказать.

Перед тем, как открыть свое сердце, девушка вдруг осознала, что никому не говорила этих слов с тех пор, как Дира умерла. Уже столько долгих лет у нее не было возможности или сил произнести эти простые три слова. Последней, кто говорил ей об этом, тоже была ее мама.

– Я люблю тебя…

Холод в домике стал ощутимее, и прежде чем она поняла, что происходит, явились они. Призраки. Казалось, что в хижине не осталось места.

– Зачем вы здесь? – Илая встала с кровати.

– Мы пришли за ним.

– Я не отдам вам его!

– Его время пришло.

– Я изменю это. – Илая цеплялась за любую надежду, пытаясь найти выход. Для чего? Зачем ей дан этот дар? Почему она видит эти блуждающие души?

– Нет, пока не примешь нас, пока не будешь готова.

– Я готова! Я приму этот дар!

– Впусти нас…

– Как? – Илая никак не могла понять, чего они хотят от нее. Что еще ей нужно сделать?

– Впусти нас…

Сейчас для нее ничего не было важнее, чем жизнь человека, лежащего на кровати. Ей уже было не важно, что произойдет с ней, только бы Киран остался с ней. Стоило ей осознать это, и страх перед призраками ушел. Она устала бояться. Илая посмотрела на них другими глазами и увидела истерзанные души, измученные и потерянные.

– Вы хотите, чтобы я проводила вас? Освободила?

– Да…

Илая не успела сказать больше ничего.