Последняя черта - Феалин Эдель Тин-Таур

— Спасибо, — тихо сказал он, все так же не сменив положения.

Катя лежала, окружённая стальным кольцом рук и не знала, дышать ей, или визжать от детского восторга. Так странно — серьёзный, уставший, пугающий одним взглядом парень уткнулся ей в шею, обнял её за талию и поблагодарил тихо, словно искренне. За что благодарил? Неужто думал, что ей неприятно? Вздохнула только.

Не удержалась, пальцами забралась в его волосы и мягко так, нежно поглаживала. Как будто забрала домой бездомную собаку — и страшно, что укусит, и хочется приласкать. «Совсем его там замучили. И эта замучила, с красными волосами. Она кого угодно замучит, — бурчала про себя Катя. — Не высыпается... не ест, небось тоже... Разве можно так с мужчиной обращаться?»

— А я тебе всё равно что-нибудь приготовлю, — упрямо прошептала она тихо-тихо. — Чтобы точно понравилось.

— Потом, — кое как разобрал её бормотание Лёха, — Потом — может быть.

На него накатывало это странное состояние дремоты. Когда до сих пор вроде как бодрствуешь, а вроде — мозг совершенно отказывается соображать. И деятельности никакой разводить не собирается, хотя хочется. Может прижать ближе, может, уже больше по привычке подобной ситуации, провести где-то по нежной коже, заставив вздрогнуть. Но Лехе было сейчас не до этого.

Когда Катерина забралась пальцами в волосы — он даже не отреагировал. Просто осознал, что это довольно приятно.

— Извини, что тогда резко выгнал, — внезапно вспомнил Леха о мысли, которую мутузил пол дороги, — Обычно я веду себя по другому. Но тогда подохнуть, казалось, легче.

"Да и сейчас кажется" — не без сарказма добавил он про себя. Ему казалось, что он не успокоится, даже если все вернётся на круги своя. Привычку вечно озираться точно никогда не потеряет. Она въелась в него намертво.

— Я привыкла быстро покидать незнакомые квартиры, — улыбнулась Катя. — И не сержусь на тебя.

Странно, что тот не засыпал. Вряд ли он поделится тем, что его волнует, но она догадывалась, с чем это могло быть связано. Закусила губу, раздумывая, стоит ли. Опустила одну ладонь вниз, провела по груди, ощущая тепло и рельеф его тела. Ей его хотелось. Очень.

— Тебе надо расслабиться, — честно прошептала она. И фиг с ними, со стереотипами. — Считай, это я тобой пользуюсь. Можно? — И сердце замерло в ожидании ответа.

Лёха откровенно прихуел. Даже глаза открыл, приподнимаясь на одной руке.

— Пользуйся. Но предупреждаю — я пиздец какой уставший.

Он даже сомневался, что у него встанет, хоть лёгкое прикосновение и вызывало слабую волну мурашек. В другой раз, наверное, послал бы — нахер позориться лишний раз, но сейчас было плевать.

«Ну что за глупости!» — думала она, укладывая Лёшу на спину и спуская бретельки домашнего платья. Лифчик под него она не надевала, а ткань, тихо шурша, обнажила грудь. — «Как будто только мальчики могут тащиться от чужого тела...»

— Заснёшь — и хорошо, — слукавила Катя.

Опустилась ему на бёдра своими, сжала коленями. Между ног ощутила его член, задвигалась в каком-то внутреннем ритме, почти невесомо тёрлась о Лёшино тело. Ладонью снова погладила грудь, специально задела сосок, поцеловала второй. Словила две-три безмятежных, сжимающих изнутри волны и почувствовала, как намокают трусики. Не из-за использованной заранее смазки. По-настоящему.

Руки Лёхи сами как то легли ей на бёдра. По началу он пытался думать, но в итоге послал все и отключил мозги, чуть запрокинув голову на подушке и просто сосредоточился на ощущениях.

Иногда ладони скользили или сжимали — кожа оказалась и правда мягкой, даже удивительно насколько, приятной на ощупь. Или это уже говорил откровенный недотрах длинной почти в два месяца, а кожа на самом деле была обычной?

"Поди разбери" — обречённо подумал он и поймал себя за тем, что сильнее прижимает тёплое тело к своему и постепенно начинает если не возбуждаться, то хотя бы чувствовать.

Ему нравилось. И голова все таки постепенно пустела.

Срываться не хотелось — это точно.

Катя ощущала, как расслабляется тело под ней, как ровно вздымается широкая грудь. Теплело где-то в душе, горело между ног, сладкой судорогой сводило внизу живота. Она получала особенное удовольствие — делать по-своему, не подстраиваться под предпочтения, не ловить презрительный взгляд, поднимая голову от чьего-то члена. В этом удовольствии она пошла до конца. Зачем нарушать только часть правил?

Высвободилась из сильных рук, скользнула вниз, спустила с Лёхи трусы. Захватила ртом головку, провела по ней языком, впустила член глубже и одновременно сжала яички. Потом отстранилась, приласкала пальцами смазанный слюной ствол, поцеловала низ живота. Продолжила работать руками, добавляя к этому язык, изредка позволяла головке проскользнуть внутрь, уткнуться в её нёбо.

— Блять... — приглушенно, тихо выдохнул Алексей. Всё-таки недотрах сказался почти сразу, как Катя перешла от слов к делу.

А ей нравилось. Её откровенно пёрло от всего, что сейчас происходило. Может она и была развращена работой, может секс и заменял ей сейчас робкое и скромное: «Ты мне нравишься», может она и пряталась, беззащитная и нежная, за роль проститутки, но сейчас она ловила кайф от тепла чужого тела и его реакций. Катя хорошо понимала: всё происходящее — просто совпадение. Лёха мог бы не прийти, мог бы не остаться, мог бы не согласиться... и всё это может никогда не повториться вновь. Разве стоило упускать такой шанс?

У Алексея рука чесалась запустить пятерню в волосы и сжать, но больше для галочки, а Лёха почему-то не мог сделать этого привычного движения. Будто боялся спугнуть её, что ли.

"Зашёл погреться" — с усмешкой подумал он, всё же вслепую нашарил голову девушки и мягко, осторожно, то ли поглаживал, то ли массировал кожу головы. Иногда только не удерживался и все же сжимал волосы: не настойчиво, надеясь, что Кате будет приятно. Она сейчас будто изменилась, была другой — Леха это чувствовал. Между той бабочкой, которой он вправлял нос на кухне и этой девушкой, ублажающей его по собственному желанию, была огромная разница. Наверное все дело было в трепете, с котором она спрашивала, в неровном дыхании, пока ещё не добралась до члена. Леха не переставал, даже в таком состоянии, считывать, думать, размышлять, хоть уже и о другом — о Кате. Какая она, наконец.

Его тело давно уже откликнулось, то и дело пробегали мурашки, ноги напрягались и он был готов кончить, пожалуй, уже минут через пять, окончательно сбросив напряжение, но сдерживался. Хотелось растянуть это подольше.

Катя и вправду развлекалась. Сжимала ствол у основания, играла с головкой языком — «крылья бабочки» — чуть ли не урчала от удовольствия, когда Лёша запускал пальцы в волосы. Становилось совсем жарко, на висках точно выступил пот, пахло похотью и развратом. Грудь болезненно тянуло возбуждением, ноги стали совсем ватными — непонятно как она умудрялась оставаться на коленях. Но умудрялась.