Страна Лавкрафта - Мэтт Рафф

– Вы тоже были в числе тех подмастерьев?

– Нет. Мама встала стеной, заставила отца пообещать, что меня никогда не будут привлекать к этой работе. Поскольку она все еще приносила ему пользу, он слово держал. Я, конечно же, тоже хотел помогать. Какой мальчик не хочет трудиться вместе с отцом? Однако мама взяла то же обещание и с меня. А когда я проявлял интерес к натурфилософии, она молча приподнимала плед и показывала, что стало с ее ногами.

– Как она умерла?

– Пыталась себя исцелить. Когда мне исполнилось пятнадцать, она решила сбежать от отца. Для этого нужно было сперва встать с инвалидной коляски. Я тогда учился в интернате, так что не видел, как она проводила ритуал восстановления. В общем, она попросила у природы ноги; природа дала ей ноги. Не знаю, сколько точно, но такого количества ее сердце и нервная система не вынесли. Отец потом говорил, что мучилась она недолго. Хоронили в закрытом гробу.

А затем мы переехали в новый дом. Отец пожелал начать наши отношения с чистого листа. Предлагал стать партнером по исследованиям. Но было уже поздно. Пока он гонялся за древними тайнами, мне привили другие, более современные взгляды. Отец был вне себя. Заявил, что не для того оплачивал мое обучение, чтобы я стал социалистом. Винил маму, мол, это она специально подобрала такую школу, чтобы меня там испортили. Он не знал, что так оно и было.

А еще он не знал, что мама перед смертью написала мне письмо. Она предчувствовала, что может не пережить ритуал, но хотела, чтобы я пережил отца. Она оставила мне подробные указания о том, как сбежать: где достать деньги, как сделать себе новые документы и как, убегая, посильнее навредить отцу.

Сбежал я только через год. Надо было подготовиться, к тому же я боялся. Отец не спускал с меня глаз. В интернат он меня больше не отпустил, а нанял домашнего учителя, какого-то замшелого пруссака… Все это время я не выходил из дома. Так я сошелся с Перл. Вместо того чтобы делать уроки, я часто лазил с ней на крышу.

– А тебе не пришло в голову, что втягивать бедную горничную в семейные дрязги нехорошо? – не сдержался Монтроуз.

– Мы были молоды и любили друг друга, – пожал плечами Уинтроп. – И, как я тогда думал, бросать ее на службе у отца с моей стороны было бы предательством. Перл не меньше меня хотела сбежать из этого дома. Посмотреть мир.

Он улыбнулся. Монтроуз хотел вставить еще один едкий комментарий, затем передумал. На кухне загремела посуда, но мужчины не обратили внимания.

– Мы выжидали. Наконец, однажды ночью мой отец уехал из города, – продолжил Генри. – Поужинав, мы покинули дом, поехали на центральный вокзал и купили билеты до Лос-Анджелеса. Покрутились там, чтобы в кассе нас запомнили, а на поезд не сели. Вместо этого мы отправились в гараж, где стоял старый автомобиль моей мамы. Больше десяти лет им никто не пользовался. Ключи лежали в бардачке.

И мы уехали на восток. Первый год жили в Нью-Йорке. Там мы поженились, и я взял имя Генри Нэрроу. Потом родился Генри-младший, мы переехали в Филадельфию. Я устроился в книжный магазин, а Перл стала подрабатывать няней и преподавать в воскресной школе. В общем, все сложилось хорошо.

– Вот как. Так какого черта вас понесло назад в Иллинойс?

– Перл скучала по матери, – сказал Уинтроп. – Пока мы жили в Филадельфии, я каждую субботу покупал «Чикаго трибюн» за прошлую неделю и искал новости об отце. Однако его некролог проскочил как-то незаметно, и о его смерти я узнал только спустя несколько лет. Когда я рассказал об этом Перл, она захотела вернуться и найти мать. Мне эта затея не нравилась. Я знал, что смерть для отца, скорее всего, не конец, а даже если его и правда не стало, оставались единомышленники и враги, которые по-прежнему хотели найти меня и отнять то, что я взял с собой.

Но Перл очень скучала. Не посоветовавшись со мной, она связалась с родными в надежде узнать у них что-нибудь про Иду. Никто ничего не знал, и она забеспокоилась. В конце концов мы пришли к компромиссу: вернемся на Средний Запад, найдем какое-нибудь неприметное местечко, где бывшие дружки отца нас не станут искать, однако достаточно близко к Чикаго, чтобы я при случае смог съездить туда и поискать Иду. Сначала мы планировали снять жилье на севере, но по дороге из Филадельфии заехали в Падаку, к кому-то из дальних родственников Перл. Нам там очень обрадовались, и, пока мы гостили, я наткнулся на объявление о продаже вот этого дома. Совсем недалеко, за рекой. Деньги у нас были, так что я подумал, почему нет?

– И действительно, почему нет? – фыркнул Монтроуз. – Даже после всего, что тебе рассказал мистер Лэндсдаун? Бога ради, чем ты думал?

– Я полагал, что мы под защитой, – пожал плечами Уинтроп. – В последнем письме мама дала мне инструкции к двум заклинаниям. Одно для того, чтобы сбивать с толку преследователей, а другое нужно нанести на дом, чтобы отвадить тех, кто желает мне зла. Я овладел этими заклинаниями, хотя даже не понимал, как они работают. А еще мама не знала про Перл. Она-то думала, что я убегу один и что защищать меня надо будет только от отца и ему подобных.

– То есть от колдунов. Значит, оберег на доме защищает лишь от них?

– Выходит, что так. Хотя главный мой просчет не в этом. Я совершил ту же ошибку, что и мама: пожелал чего-то, не понимая истинного смысла своего желания.

Видите ли, отец тоже был, по-своему, моим защитником. Не таким, как ваш. Им двигала не любовь, а скорее то, что я его сын. И пока я жил с ним под одной крышей, бояться мне надо было только его. Я хотел вырваться, а на самом деле оказалось, что я подставляю себя под удары мира. Я-то считал, что свобода – это возможность делать то, что захочешь. Я думал… думал, что я неприкосновенен.

– Все сыновья так думают, – кивнул Монтроуз. – Но когда ты с Перл попал в реальный мир… Неужели ты не понял, как он устроен на самом деле?

Уинтроп опустил голову.

– В Филадельфии нас никто не трогал. Ну, может, время от времени выкрикивали какие-то ругательства, но это обижало только Перл, а я как-то не обращал внимания. И никто на нас не нападал. Так что я решил, что заклинание работает, и не видел причины, почему бы ему не сработать и здесь.

– Да ты идиот, я посмотрю.

– Да, идиот, – не стал спорить Генри Уинтроп. – Заклинания оберегали нас от философов и прочих колдунов, но не от моей глупости… и не от рук простолюдинов.

– Нэрроу!

Кричали с улицы, где уже наступила ночь. Монтроуз выглянул в окно. Перед домом стояли три автомобиля, и фары освещали с десяток человек. Толпа простолюдинов, зато вооруженных.

– Нэрроу! – снова крикнул главарь. – Бери своих двух ниггеров и выходи!

Через дорогу собирались зеваки, в том числе женщины и дети.

Один из мужчин щелкал зажигалкой. Затем подпалил тряпку, заткнутую в горлышко бутылки из-под «колы». Монтроуз бессильно наблюдал, как бутылка летит к окну, и вдруг оцепенение спало. Он успел увернуться от брызнувшего стекла. Коктейль Молотова влетел на середину гостиной, и ковер перед камином занялся.