Глубина - Алма Катсу

Но когда момент оттает, они увидят, что все уже давным-давно мертвы.

Ночь была темной и холодной, но электрические фонари горели на всех палубах, и от рокота голосов пассажиров казалось, что все происходит днем. Только вместо полной надежд суеты путешественников, впервые поднимающихся на борт корабля, вокруг разливался хаос, все беспорядочно метались, невозможно было разобрать, что творится. Здесь стюард помогает пожилой даме. Там плачет потерявшийся ребенок. Здесь музыкант открывает свой кейс. Там мужчина закуривает сигару, словно на неторопливой послеобеденной прогулке. Некоторые пассажиры явно смеялись над ситуацией, настаивая, что тревога всего лишь хороший повод для истории, о которой позже можно написать домой, или плохой предлог, чтобы проснуться так поздно. Другие открыто плакали и молились, как будто их жизнь закончилась и бог покинул их.

Кэролайн стояла в толпе людей, прижимая к груди Ундину. Она нашла мисс Флэтли с ребенком там же, где и обычно, в укромном уголке под навесом, и няня передала ребенка матери почти с облегчением. Кэролайн не могла винить ее в сложившихся обстоятельствах. Марка нигде не было видно. Офицер искал добровольцев, чтобы подготовить спасательные шлюпки, и Марк, получив заверения от Кэролайн, что с ней все в порядке, отправился на помощь. Она пообещала оставаться на месте, пока он не вернется.

Кэролайн бросила взгляд на девочку на руках – на милое личико, щечки, покрасневшие от океанского ветра. Ундина заголосила, и Кэролайн прижала ее крепче, похлопывая по спине; но по мере того как плач усиливался, страх Кэролайн рос. Ее пугала бурлящая толпа, пугало море внизу – черное, ледяное, бурное.

Расплата была близка. Она чувствовала ее всем своим существом.

– Лиллиан, – прошептала она, чувствуя, как стекающие слезы замерзают на щеках.

Но прошлого не вернуть. Кэролайн это прекрасно знала.

– Я любила тебя, – прошептала она.

Пыталась ли Кэролайн успокоить дух – дикий, безрассудный дух, который, несомненно, был здесь, рядом?

Она пыталась заботиться о подруге. Лиллиан была такой упрямой. Кэролайн было так сложно убедить ее обратиться к своему лечащему врачу.

– Какое право я имею жаловаться на легкую боль или недомогание? По крайней мере, я жива, в отличие от тех, с кем я работала на фабрике, – говорила Лиллиан всякий раз, когда Кэролайн поднимала эту тему.

Но боли не прекращались, иногда все тело Лиллиан сотрясалось, и Кэролайн начала всерьез беспокоиться за подругу. В конце концов Лиллиан смилостивилась.

Кэролайн ждала в кабинете врача, пока Лиллиан одевалась, а старый доктор Брейтуэйт вернулся из смотровой с улыбкой.

– Я понимаю, почему вы беспокоитесь за подругу. Для организма, пережившего такую трагедию, это может быть большим потрясением. Молодой леди повезло иметь такую преданную подругу, – Доктор вытирал руки о льняное полотенце спиной к Кэролайн, рассуждая о нервных расстройствах, которым подвержены женщины. – Можете быть уверены, ваша подруга полностью здорова.

Кэролайн облегченно перевела дух.

– Подобные судороги совершенно нормальны при беременности, – добавил врач.

Вот так Кэролайн обо всем и узнала.

Генри, первый муж Кэролайн, никогда по-настоящему не понимал, как сильно жена хотела ребенка. Как Кэролайн могла ему объяснить? Она всю жизнь жаждала любви – в любом ее проявлении. Но как только она вышла замуж, то почувствовала неизбежное разочарование, скрытое за сладостью, таящееся в моментах тишины. Однако она была уверена: с ребенком она наконец ощутит полноту чувства. Кэролайн была создана для материнства, знала это как прописную истину.

Но врач сказал, что это невозможно.

В тот момент Кэролайн сделала то, что делала всегда.

Она открыла двери и приняла Лиллиан в свой дом, в свою жизнь и в свое сердце. Тогда она еще не знала, что тоже влюбится в Марка. Она еще не встречалась с ним. Она знала его только по словам Лиллиан. Откуда она могла знать, что все окажется именно так?

Холодный, пронизывающий ветер напомнил ей, где она находится: на палубе тонущего корабля. Кэролайн всегда верила, что можно вознестись над жизненными проблемами, но теперь задавалась вопросом: не обманывала ли она себя? Что, если вся ее жизнь – ее соревнования по верховой езде и уроки пения и то, как она держала Генри за руку, когда он уходил в небытие, – все это лишь прелюдия к этому моменту?

Посмотрев на Ундину – все, что осталось от ее подруги Лиллиан, – Кэролайн внезапно осознала, насколько больна малышка. Это было серое, вялое и, казалось, едва дышащее существо. Ужас пронзил ее: она была так поглощена Энни Хеббли, своим гневом на Марка, своим увлечением Гуггенхаймом, что пренебрегла Ундиной. Что она за мать?

В этот момент перед ней возник стюард с безумным взглядом и растрепанными волосами.

– Почему вы тут стоите? – закричал он. – Где ваш спасательный жилет?

Кэролайн огляделась. И правда: все, кто толпился вокруг нее, были одеты в неуклюжие брезентовые и пробковые жилеты, наброшенные поверх одежды.

Почему она этого не знала?

– Не важно. Возьмите! – он довольно грубо пихнул ей громоздкий спасательный жилет. – Берите с собой в спасательную шлюпку. Немедленно.

Он с силой подтолкнул ее в спину, но она противилась.

– Я не могу, я жду мужа… Я… Я…

Стюард только хмуро покачал головой, глядя на нее.

– Вы не слышали? Только женщины и дети! Вы и ребенок – немедленно в лодку! Сейчас же!

Люси Дафф-Гордон не испытывала никакого страха, только раздражение. Возможно, она должна быть благодарна своему воспитанию за это – мало что могло выбить ее из колеи. Она знала, сама не понимая откуда, что выкарабкается. Умение выживать, сражаться, выцарапывать путь, кропотливо планировать, разрабатывать стратегию – все это не позволяло ей проиграть.

Падения не было, только подъем. Никакого погружения, только плавание. Ты просто держишься в стороне от масс. Ты просто продолжаешь идти. Рушились империи. Тонули огромные суда. Но такие, как Люси, не сдавались.

«Ты должна ставить себя на первое место, Люси, – однажды сказала ей мать. – Нельзя ожидать, что кто-то другой позаботится о тебе, даже твой муж. Особенно твой муж. Как женщина, ты должна бороться за себя, если хочешь выжить в этом мире».

После этого она бросила своего первого мужа – пьяницу и не очень хорошего человека. Она приняла совет матери близко к сердцу и научилась уважать себя, носить невидимый щит – лучший из ее нарядов, который никто никогда не увидит. Она позволяла ожиданиям окружающих соскользнуть с нее, будто шелк, и упасть на пол.

И теперь будь она проклята, если проделала весь этот жизненный путь, чтобы умереть посреди океана.