Дживс и Вустер - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

начнет погружаться в приятную дремоту и вдруг подскочит как ужаленный – вспомнил.

Один из таких достопамятных случаев приключился со мной еще в моей первой закрытой школе: я пробрался глубокой ночью в кабинет директора, где, как мне донесли мои шпионы, он держит в шкафу под книжными полками коробку печенья, достал пригоршню и неожиданно обнаружил, что улизнуть тихо и незаметно мне не удастся: за столом сидел старый хрыч директор и по необъяснимой игре случая составлял отчет о моих успехах за полугодие – можете себе представить, как блистательно он меня аттестовал.

Я покривил бы душой, если бы стал убеждать вас, что в той ситуации сохранил свойственный мне sangfroid.[967] Но даже в тот миг леденящего ужаса, когда я увидел преподобного Обри Апджона, я не побледнел до такой пепельной синевы, какая разлилась на моей физиономии после слов Гасси.

– Обронил где-нибудь? – с дрожью в голосе переспросил я.

– Да, но это пустяки.

– Пустяки?

– Конечно, пустяки: я все наизусть помню.

– Понятно. Что ж, молодец.

– Стараемся.

– И много у тебя там написано?

– Да уж хватает.

– И всё первоклассные гадости?

– Я бы сказал, высшего класса.

– Поздравляю.

Мое изумление перешло все границы. Казалось бы, даже этот не имеющий себе равных по тупости кретин должен почувствовать, какая гроза собирается над его головой, так нет, ничего подобного. Очки в черепаховой оправе весело блестят, он весь полон elan[968] и espieglerie,[969] – словом, сама беззаботность. Все это сияет на лице, а в башке – непрошибаемый железобетон: таков наш Огастус Финк-Ноттл.

– Не сомневайся, – заверил он меня, – я заучил все слово в слово и страшно собой доволен. Всю эту неделю я подвергал репутацию Родерика Спода и сэра Уоткина Бассета самому безжалостному анализу. Я исследовал эти язвы на теле человечества буквально под микроскопом. Просто удивительно, какой огромный материал можно собрать, стоит только начать глубоко изучать людей. Ты когда-нибудь слышал, какие звуки издает сэр Уоткин Бассет, когда ест суп? Очень похоже на вой шотландского экспресса, несущегося сквозь тоннель. А видел, как Спод ест спаржу?

– Нет.

– Омерзительное зрелище. Перестаешь считать человека венцом творения.

– Это ты тоже записал в блокноте?

– Заняло всего полстраницы. Но это так, мелкие, чисто внешние недостатки. Основная часть моих наблюдений касается настоящих, серьезных пороков.

– Ясно. Ты, конечно, здорово старался?

– Всю душу вложил.

– Хлестко получилось, остроумно?

– Блеск.

– Поздравляю. Стало быть, старый хрыч Бассет не соскучится, когда станет читать твои заметки?

– С какой стати он будет читать мои заметки?

– Согласись, у него столько же шансов найти их, сколько и у всех остальных.

Помню, Дживс как-то заметил в разговоре со мной по поводу переменчивости английской погоды, что он наблюдал, как солнечный восход ласкает горы взором благосклонным,[970] а после обеда по небу начали слоняться тучи. Нечто похожее произошло сейчас и с Гасси. Только что он сиял, как мощный прожектор, но едва я заикнулся о возможном развитии событий, как свет погас, точно рубильник выключили.

У Гасси отвалилась челюсть, совсем как у меня при виде преподобного О. Апджона в вышеизложенном эпизоде из моего детства. Лицо стало точь-в-точь как у рыбы, которую я видел в королевском аквариуме в Монако, не помню, как она называется.

– Об этом я как-то не подумал.

– Самое время начать думать.

– О, черт меня возьми!

– Удачная мысль.

– Чтоб мне сквозь землю провалиться!

– Тоже неплохо.

– Какой же я идиот!

– В самую точку.

Он двинулся к столу, как сомнамбула, и принялся жевать холодную ватрушку, пытаясь поймать мой взгляд своими выпученными глазищами.

– Предположим, блокнот нашел старикашка Бассет; как ты думаешь, что он сделает?

Тут и думать нечего, все как Божий день ясно.

– Завопит: «Не бывать свадьбе!»

– Неужели? Ты уверен?

– Совершенно.

Гасси подавился куском ватрушки.

– Еще бы ему не завопить. Ты сам говоришь, что никогда не импонировал ему в роли зятя. А прочтя записи в блокноте, он вряд ли воспылает к тебе любовью. Сунет в него нос и сразу же отменит все приготовления к свадьбе, а дочери заявит, что не выдаст ее за тебя… только через его труп. Барышня, как тебе известно, родителю перечить не станет, в строгости воспитана.

– О ужас, о несчастье!

– Знаешь, дружище, я бы на твоем месте не стал так убиваться, – заметил я, желая его утешить, – до этого дело не дойдет, Спод еще раньше успеет свернуть тебе шею.

Он слабой рукой взял еще одну ватрушку.

– Берти, это катастрофа.

– Да уж, хорошего мало.

– Я пропал.

– Вконец.

– Что делать?

– Понятия не имею.

– Придумай что-нибудь.

– Не могу. Остается лишь вверить свою судьбу высшим силам.

– Ты хочешь сказать, посоветоваться с Дживсом?

Я покачал головой:

– Тут даже Дживс не поможет. Все проще простого: нужно отыскать и спрятать блокнот, пока он не попал в лапы Бассета. Черт, почему ты не держал его под замком?

– Как это – под замком? Я в него все время вписывал что-нибудь свеженькое. Откуда мне знать, когда именно меня посетит вдохновение. Вот я и держал его все время под рукой.

– А ты уверен, что он был в нагрудном кармане?

– На все сто.

– А не мог ты его случайно оставить в спальне?

– Исключено. Я всегда держал его при себе – так надежнее.

– Надежнее, значит. Ясно.

– А также потому,