Дживс и Вустер - Пэлем Грэнвилл Вудхауз

есть границы, которых я не преступлю даже ради его счастья и блага.

– Никто вас и не заставляет ничего преступать, потому что он и на второй план наложил вето. Его тревожит, как к этому отнесется викарий, если вдруг все обнаружится. Зато третий ему понравился.

– Так у вас в запасе есть еще и третий?

– Есть, и совершенно гениальный. Самое лучшее в нем то, что Гарольд не подвергается никакому риску. Ни один викарий в мире не сможет его ни в чем упрекнуть. Единственная загвоздка в том, что кто-то должен ему помочь, и я не представляла, кого можно попросить об этой услуге, но тут стало известно, что приезжаете вы. И вот вы, слава Богу, здесь, все наконец устроилось.

– Вы так думаете? Я уже говорил вам и могу повторить: никакими силами вы не втянете меня в свои гнусные интриги.

– Ах, Берти, ну зачем вы так. Мы на вас рассчитываем. Это такой пустяк, и говорить не о чем. Вы должны украсть серебряную корову дяди Уоткина, только и всего.

Интересно, что бы вы стали делать, если бы на вас дважды, не дав передыху, обрушилась такая фантасмагория – утром, за завтраком, и перед самым ужином? У вас бы, наверное, ум за разум зашел. Думаю, почти у всех бы ум за разум зашел. Лично меня это бредовое требование не ужаснуло, а наоборот – позабавило. Если мне не изменяет память, я даже расхохотался. И правильно сделал, потому что потом мне было долго не до смеха.

– Только и всего? Расскажите подробнее, – попросил я, желая развлечься выдумкой этой гнусной интриганки. – Значит, я краду его серебряную корову, да?

– Именно! Он привез ее вчера из Лондона для своей коллекции. Морда у коровы такая, будто она в стельку пьяная. Дядя от нее в диком восторге. Поставил перед своим прибором за ужином и без умолку расхваливал. Тут мне и пришла в голову эта мысль. Гарольд ее украдет, а потом принесет обратно, дядя Уоткин обрадуется и в благодарность начнет раздавать приходы направо и налево. Но потом я сообразила, что мой план не вполне совершенен.

– Не вполне совершенен? Быть того не может.

– Увы. Неужели вы сами не видите? Ну скажите, каким образом вещица оказалась у Гарольда? Если в чьей-то коллекции имеется серебряный сливочник в форме коровы и вдруг он исчезает, а назавтра местный священник приносит вещь владельцу, он должен толково и вразумительно объяснить, как она к нему попала. Ведь очевидно же, что все должны поверить, будто корову украл кто-то посторонний.

– Ясно. И вы хотите, чтобы я надел черную маску, проник в гостиную через окно, похитил этот objet d’art[979] и передал в руки Линкеру? Ну, ну. Потрясающе.

Произнес я свою реплику ехидно и с издевкой, казалось бы, даже глухой это услышит, но девица была непрошибаема: на ее лице расцвела счастливая улыбка.

– Ах, Берти, какой у вас проницательный ум. Вы словно прочли мои мысли. Только маску надевать не обязательно.

– Ну почему же, она поможет мне войти в роль, вам не кажется? – спросил я все так же ядовито.

– Может быть. Если хотите в маске – пожалуйста. Главное – влезть в окно. Обязательно наденьте перчатки, а то останутся отпечатки пальцев.

– Как же-с, всенепременно надену.

– А Гарольд будет ждать рядом, вы ему и передадите корову.

– И сразу же сяду в Дартмурскую тюрьму отбывать срок за совершенное преступление.

– Нет, нет! Вы вступите с ним в схватку и, конечно, убежите.

– В схватку?

– А Гарольд вбежит в дом, весь покрытый кровью…

– Позвольте полюбопытствовать, чьей кровью?

– Ну, я считаю, что кровь должна быть ваша, а Гарольд настаивает, что его. Для пущего эффекта все должны увидеть следы борьбы, и я придумала, что он разобьет вам нос. Но он считает, что впечатление усилится, если кровь будет литься буквально ручьями. Поэтому мы решили, что вы оба разобьете друг другу носы, Гарольд с криком вбегает в дом, протягивает корову дяде Уоткину, рассказывает, как он ее отнял у грабителя, и все устраивается наилучшим образом. Не может же дядя Уоткин просто сказать «спасибо» и этим ограничиться. Если у него есть хоть капля совести, он должен будет расщедриться на приход. Правда, гениально?

Я встал. Лицо у меня было каменное.

– Гениально – это даже слабо сказано. Но, к сожалению…

– Как, неужели вы отказываетесь? Ведь ясно как день, что вам участие в этом плане не причинит решительно никаких неудобств. Ну, пожертвуете десятью минутами…

– Поймите наконец: я в ваших интригах не участвую.

– В таком случае вы просто свинья.

– Свинья так свинья, но по крайней мере не безмозглая. Мне о ваших кознях думать тошно. Слишком хорошо я знаю Растяпу Линкера. Как именно он все испортит и упечет нас обоих в каталажку – не берусь предсказывать, но уж он этот шанс не упустит. А теперь будьте любезны отдать мне блокнот.

– Какой блокнот? Ах, вы о блокноте Гасси.

– О нем.

– А зачем он вам?

– Нужен, – сурово ответил я, – потому что Гасси его нельзя доверять. Вдруг он его опять потеряет, а найдет ваш дядюшка, и тогда прости-прощай свадьба, никогда не быть Мадлен и Гасси супругами, а для меня это равнозначно самоубийству.

– Для вас?

– Вот именно.

– Да вы-то тут при чем?

– Могу рассказать.

И я кратко обрисовал ей события в Бринкли-Корте, осложнения, которые возникли после них, и грозную опасность, которая нависнет надо мной, если Гасси сгонят со двора.

– Вы, конечно, понимаете, я не могу сказать ни единого дурного слова о вашей кузине Мадлен, хотя боюсь как чумы священных уз брака с нею. Поймите, она ни сном ни духом не виновата. Я испытывал бы тот же ужас при мысли о женитьбе на самой достойной женщине мира. Просто