От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868-1918 - Эдуард Экк

Пока мы гадали, что именно произошло, подошел следовавший на позицию Дрисский полк. Я приказал его остановить, поздоровался с полком, затем прочел полученную телеграмму и спросил:

– Понимаете ли, что от нас требуется? Победы сейчас одержать не сможем, но нам надо постоять до конца и тем спасти армию от окружения.

– И постоим, – серьезно ответили бородачи, так просто, так уверенно, что я им только сказал:

– Так с Богом, верю, что постоите.

И мы опять остались со знаменами и со сборной ротой.

В этот день японцы перенесли главный удар на левый участок позиции, на котором стояли 9-й и 10-й Восточно-Сибирские стрелковые полки. За болезнью бригадного командира в командование участком вступил командир 3-й горной батареи полковник Мунтянов.[199] Около полудня он донес: «Атаку успешно отбил, но назревает новая атака. Ввиду чрезмерного утомления людей прошу чем можно поддержать». Отсчитал от сборной роты 30 человек и поручил их вести вызвавшемуся на то есаулу 5-го Забайкальского казачьего батальона Попову:

– Ведите и скажите, что это все, что смог прислать.

Японцы хоть и повторили атаку, но уже без прежней энергии, причем кричали из рядов:

– Будет вам стрелять, и так уж чуть не всех перебили.

Вот в эту бы пору передать генерал-лейтенанту Ренненкампфу 1-й Сибирский корпус для перехода в решительное наступление – полный успех несомненно был бы на нашей стороне, так как войска Кавамуры,[200] очевидно, надломились, и удар по 2-й и 3-й армиям в значительной степени был бы парализован. Но 1-й Сибирский корпус за дни боев был дважды направляем на правый фланг наших армий (за 45 верст в один конец) и дважды возвращаем обратно, нигде не приняв настоящего участия в бою.

22-го числа атак не было. Днем пришло приказание ночью начать отход с позиций, имея общее направление на д. Чанту. 9, 10 и 22-й Восточно-Сибирские стрелковые полки направить на Фушун на присоединение к своему корпусу.

* * *

Так закончились Мукденские бои для 71-й дивизии. Она выдержала непрерывные бои с 31 января по 22 февраля 1905 года. Каково было при этом напряжение, лучше всего доказывают потери, понесенные дивизией в этих боях. Из двенадцатитысячного состава дивизии, ставшей на Мадзяндзянскую позицию в ночь с 14 на 15 февраля, ночью 22 февраля сошло с позиции всего 31 офицер и 2500 солдат. В Бугульминском полку осталось 8 офицеров, в том числе командир полка, и 510 солдат. И вслед за приказанием об отходе пришло уведомление, что навстречу дивизии высылаются укомплектованная первая тысяча к д. Чанта, которую я целиком влил в Бугульминский полк; последующие две тысячи должны были подходить в следующие дни. Кроме того, из офицерского резерва в дивизию было направлено до 150 штаб– и обер-офицеров.

Отход наш совершился беспрепятственно, японцы не преследовали, и мы отходили без выстрела. И хорошо. Все были до того утомлены, что двигались как тени. Когда я на пути присел на кан в одной из фанз и стал показывать командирам полков намеченную мною линию охранения, сидевший вправо от меня командир Бугульминского полка полковник Зарака-Зараковский положил палец на карту и хотел что-то сказать, но вдруг соскользнул на землю и, уткнувшись головой в мое колено, мгновенно заснул.

На четвертый день отхода к нам подошел Чембарский полк, участвовавший в боях на Гаутулинском перевале среди войск 3-го Сибирского корпуса. Полк был в составе до 1600 человек, командир полка полковник Бемельбург, раненный пулей навылет в плечо, остался в строю и следовал с полком.

Впечатление от совершенного 71-й дивизией, надо прямо сказать, подвига было различно. Генерал-адъютант Куропаткин, превознося дивизию на словах, отдал специальный приказ о боях под Мадзяндзянью, в котором больше всего восхвалял генерала Ренненкампфа, а мою фамилию забыл даже упомянуть. Большинство в армии как будто было в претензии, как это – второочередная резервная дивизия и вдруг стала в уровень с лучшими Восточно-Сибирскими стрелковыми дивизиями. Даже генерал-лейтенант Иванов, с которым у нас еще с 1900 года были самые лучшие отношения, первое время стал как бы сторониться от меня. Один генерал Линевич без всяких лишних слов прислал указание, чтобы от 71-й дивизии, помимо статутных наград, представить к наградам всех офицеров, в том числе двух командиров полков в генерал-майоры, и 10 штаб– и обер-офицеров к производству в следующие чины.

Как это всегда бывает, и при отходе не обошлось без некоторых комических эпизодов.

Когда мы несколько отдохнули, явилась потребность побаловать себя. По пути мы могли все закупить в изобилии, кроме хлеба, которого у нас совершенно не было. Обедавший с нами полковник Мунтянов объявил, что у него есть такой фуражир, который достанет все, что нужно, хотя бы из-под земли. Давайте его сюда. Когда фуражир явился, я вручил ему 75 рублей и говорю:

– Я тебе в конвой дам трех казаков, проедешь с ними в Телин и купишь там сколько сможешь хлеба, черного или белого – все равно; если хлеба не будет, то галет, и лишь в крайности – печенья. Понял?

– Точно так все будет исполнено.

Пропадал он три дня, но наконец благополучно вернулся и доложил, что все исполнил. – Так неси.

Он вновь вошел и положил на стол мешок, в котором что-то лежало довольно тяжелое, но мало объемистое.

– А хлеб где?

– Хлеба в продаже совсем не было, я выпросил только три черных хлеба, которые и передал вашему вестовому.

– А что ж купил?

– Все, как изволили приказать. – И вынул из мешка две бутылки какого-то итальянского вина и тридцать пять полубутылок простого рома местного производства. Я позвал Хростицкого и просил пригласить Мунтянова к обеду, а Фоме наказал поставить перед его прибором все 35 бутылочек рому. Когда Мунтянов пришел, мы подвели его к столу и поздравили с действительно гениальным фуражиром. Хохоту было много, смеялся и сам Мунтянов, несмотря на сильный конфуз.

На пятый или шестой день отхода вдруг подскакивает ординарец от роты, следовавшей в голове колонны и докладывает:

– Ваше превосходительство, перед нами, насколько видно глазом, по сторонам дороги стоит боевая цепь. Во всяком случае не японская.

– Анненков, выезжайте вперед и спросите, кто такие?

Возвратившийся Анненков доложил:

– Подумайте, Ваше превосходительство, спрошенный мною офицер говорит, что эта цепь выставлена от 55-й дивизии[201] (4-го Сибирского корпуса 3-й армии) по приказанию генерал-лейтенанта Соболева,[202] дабы перехватывать бегущую 71-ю дивизию.