Плач перепелки. Оправдание крови - Иван Гаврилович Чигринов

— Тут у нас столько всего, что вряд ли одолеем мы это одни. — Став полицейским, он вдруг возымел желание видеть в своей хате как можно больше веремейковских мужиков — пора привлекать их на свою сторону. — Может, еще кого покличем, а? — Он рассуждал трезво, так как понимал, что не каждый в Веремейках нынче отзовется на его приглашение.

— Может, следовательно, Силку Хрупчика? — подсказал Роман Семочкин.

Но его предложение вдруг будто взорвало Ми киту Драницу.

— Зачем нам Силка тут? — Микита беспокоился не потому, что Браво-Животовский намеревался угощать Хрупчика его спиртом; Драницу больше всего пугало то, что именно ему придется идти чуть ли в самый конец деревни за Хрупчиком.

Браво-Животовский понял Драницу сразу и потому, поддерживая Романа, постарался одновременно успокоить и Микиту:

— А почему бы, Микита, и в самом деле не позвать нам Силантия? Параска сходила бы за ним. — И обратился к жене: — Как, Параска?

Хозяйка и тут даже бровью не повела, послушно накинула на голову большой платок и, поглядевшись в зеркало, висевшее на оклеенной обоями стене, вышла из хаты. Браво-Животовский показал гостям на табуреты:

— Рассаживайтесь!

Винтовку он повесил перед тем на гвоздь в простенке между окнами, выходившими во двор.

— Что это, «кустовка»? — спросил он Микиту, беря обеими руками пузатую бутыль.

— Спирт!

— От спирта тут мало чего осталось уже, следовательно, — зло пошутил Роман Семочкин.

Браво-Животовский посмотрел на обоих.

— Ничего, — подмигнул он Дранице, — булькает, как настоящий.

Тогда Микита оскалил зубы, поворачиваясь к Роману Семочкину:

— А ты не пей, раз так считаешь!

Браво-Животовский еще на дворе почувствовал, что между Драницей и Романом черная кошка пробежала, потому и попытался поймать ее за невидимый хвост.

— Что-то вы, как колхозные петухи, — засмеялся он, — лучше давайте выпьем, пока клевать один другого не начали.

Он показал руками на полные стаканы, а затем, точно спохватившись, перенес один, четвертый по счету, через весь стол, осторожно, чтобы не пролить, и поставил перед Рахимом. Но тот не принял угощения. Отмахнулся. Глаза его при этом загорелись злостью. Браво-Животовский в растерянности даже вскинул брови.

— Ты его. не трогай, — сказал Роман. — У него с этим… — И помахал перед собою рукой.

Браво-Животовский взял со стола свой стакан.

— Нам больше достанется, — хмуро заметил он.

— Гы-гы-гы, — затряс головой Микита Драница.

— Ну, выпили, — сказал хозяин.

Но Роман Семочкин будто не слышал приглашения.

— Ты, ухоед, дюже не строй из себя тут, — пригрозил он Дранице. — Рахим вот не пьет, так не посмотрит, следовательно, что спирт твой.

— Видно, дешево он обходится тебе, раз не пьет? — почти в упор, пронизывающим взглядом уставился на Романа Браво-Животовский.

— Не столько мне, сколько Адольфу, следовательно, — пошутил тот.

— Ну-ну, — кивнул головой Браво Животовский. — Выпили.

Микита Драница не мог простить Семочкину «ухоеда» и потому, легко опорожнив стакан, попрекнул односельчанина:

— А ты б не сидел на чердаке да тоже с ведром сбегал бы в Белынковичи. Глядишь, и твоего спирта отведали б теперь. Может, и Рахим твой не утерпел бы тогда.

— Что ты мелешь? — с презрительной гримасой произнес Роман Семочкин. — Откуда тебе известно все? Антон вон тоже сидел на чердаке, так и ему скажешь?..

Роман даже предположить не мог, что Браво-Животовскому не понравится его заступничество. Перестав хрустеть огурцом, тот неожиданно принялся втолковывать такому же, как и он сам, дезертиру:

— Ты, Роман, говори, да меру знай. Нечего меня ставить на одну доску с собой. И вообще, что у вас сегодня за перебранка? Разве мы не собирались о делах поговорить?

— С ним поговоришь, с этим шпиком! — обиженно буркнул Роман Семочкин.

Браво-Животовский передернул плечами.

— Вот видишь!..

— Так, может, еще и не знаешь тогда? — вскипел Роман.

— Чего не знаю?

— Да о том, что Микита твой, следовательно, может, и на тебя доносил в район?

— Кому? — поморщился Браво Животовский и перевел взгляд на понурившегося Драницу.

— Нехай сам скажет! — уже чуть ли не торжествующе закричал Роман Семочкин.

— На кого ты писал и кому? — спросил у Микиты Браво-Животовский.

Драница беспомощно огрызнулся:

— Не бойся, на тебя я никому не писал!

— А на кого же? — Браво Животовский напрасно ждал ответа. — Ну, хоро-о-ошо-о, — словно выдохнул он нутряным голосом. — Сейчас вот выпьем еще по одной, а потом уж ты, Микита Лексеевич, все по порядочку и расскажешь!

— Вот-вот! — не переставал науськивать Роман Семочкин.

Браво Животовский снова взялся наполнить стаканы. Но руки его почему-то теперь были не такие послушные, как раньше, и спирт из широкого горла бутыли выплескивался на скатерть.

Драница ловил здоровым ухом бульканье жидкости, а сам мучительно думал, что так некстати затеял спор с болтливым и злым человеком;' сперва они довольствовались одними обоюдными насмешками, а потом дело дошло до явной неприязни, и вот наконец Роман напомнил за столом о торбе с письмами. Недаром в Веремейках говорят, лучше с Мелешон-ком потерять, чем с Романом Семочкиным найти. Но разговора с Браво Животовским Микита не боялся. Перед Браво-Животовским он был не виноват. Микита не писал на него, так как Браво Животовский в Веремейках никогда не привлекал к себе внимания и потому никому не был нужен. Другое дело Зазыба, Чубарь, председатель сельсовета Егор Пилипчиков, директор семилетки Бутрима, даже участковый милиционер Лев шов. А этот!.. И тем не менее Драницу привели в замешательство слова Романа Семочкина про шпика — до смерти не хотелось, чтобы теперь, в присутствии полицейских, начался разговор о торбе и ее содержимом… Ну, пускай бы случился подобный разговор с одним Браво Животовеким, это еще куда ни шло, так как Браво-Животовский, в конце концов, свой, деревенский, человек, поймет. А вот зачем было болтать при этом недотепе Рахиме? Вместе с тем не мог он простить и себе, зачем закопал торбу с письмами в огороде, будто ей и в самом деле не нашлось другого места…

Да только напрасно Драница дрожал — разговора про злосчастную торбу между ним и Браво-Животовским не произошло: вдруг скрипнула дверь, и в хату вместе с Параской вошел Силка Хрупчик. Хотя его и ждали тут, однако никто не рассчитывал, что можно так быстро прийти с другого конца деревни. Браво-Животовский даже пошутил:

— Ты, Силантий, словно нюхом учуял, что тут!..

— Я, это, в правление хотел, а Параска вот встретила по дороге, да и говорит, что вы тут. Ну, я и решил, дай, думаю, сперва к вам пока зайду.

— Неплохо подумал, — усмехнулся Браво-Животовский, который всем видом старался показать, что рад видеть в своей хате нового человека. Однако слова Силки