Наследники Скорби - Алёна Артёмовна Харитонова

дернул Встрешник отправить нас с ребятами в лес борти проверить. Позвали меня там. Ум и сердце отнялись. А потом… вот таким сделали. Не хочу больше! Голод этот… Убей за ради светлых Хранителей!

Девушка смотрела на него тяжелым взглядом. А потом вдруг встрепенулась, с трудом узнавая в возмужавшем изросшемся парне мальчонка, виденного три года назад:

— Ты не из Решетна ли?

Юноша взглянул на нее с изумлением и гнусаво ответил:

— Оттуда…

— Так вот оно что… — протянула Охотница, ничего, впрочем, не объясняя. И добавила: — Спать ложись.

Думала, вправду ляжет. Послушается.

Но он лишь сильнее затрясся.

— Ты успокоишься или нет? — она рассердилась, дернула его за плечо и вдруг поняла, что плечо ледяное. — Замерз что ли?

Он кивнул, пряча зареванное лицо.

— Вот же напасть с тобой! — в сердцах сказала обережница и направилась к седельным сумам. Выудила из недр шерстяную просторную куфайку и протянула пленнику: — Вздень. Смотреть страшно — весь синий и зубы стучат.

Белян поспешно напяливал на себя сухую одежу.

— Все. Никшни. Надоел.

Испуганный он послушно вытянулся на своем ложе, укрылся кожаным плащом, еще несколько раз надрывно всхлипнул и уснул. Лесана уже сонному укрепила наузы на руках и ногах и снова забралась в свой шалашик. А в голове билась мысль: вот куда делся один из мальчишек, по коим Клесх слал в Цитадель сорок. Вот куда…

Чудно — уснула, как подстреленная.

***

Следующим днем дождь перестал. Проснулись рано, зябко ежась и зевая. В молчании поели и снова тронулись в путь по раскисшей дороге в пелене плотного тумана. С деревьев на голову и за шиворот сыпались тяжелые холодные капли. Лес был глухим, незрячим и казался тесным из-за белой завесы. Стволы сосен выныривали, будто из ниоткуда, грязь чавкала под ногами.

Белян тащился следом за Зюлей, и лошадь с сидящей на ней Охотницей казались ему из-за тумана зыбкой навью. По коже бежал мороз. И от тоски сосало под ложечкой. Шли неспешно. Долго-долго.

Полонянин брел, ни о чем не думая. Выдергивал ноги из раскисшей земли, иногда оскальзывался и замирал, зябко обхватив себя за плечи. А потом ужище натягивалось и ему снова приходилось брести. Он привык к долгим переходам, да и вынослив был, однако до сей поры ни разу не оказывался в плену да еще и на привязи.

На привал остановились в середине дня, когда туман уже рассеялся. Охотница приготовила похлебку, щедро сдобрив ее вяленым мясом и укропом. В полнейшей тишине поели, немного передохнули и снова тронулись в путь. Белян опять шагал за Зюлей, иногда, нет-нет, а чувствуя косой взгляд колдуна. От этого взгляда парень, сам того не замечая, съеживался, втягивал голову в плечи и прибавлял шаг.

Когда день начал клониться к вечеру, пленник уже еле брел, спотыкаясь на каждом шагу, и мечтая об остановке, совсем как надысь. Но снова липкий страх заворочался в душе. Ну как колдун удумал чего?

По счастью, нет. Не удумал. Обережник поел безо всякой охоты, устроил себе лежанку, завернулся в меховую накидку и заснул, так и не проронив ни слова. За весь день. Неживой он что ли?

Охотница тоже устраивалась на ночлег — снова подновила наузы, да кивнула, мол, иди спать. Белян улегся на ворохе лапника, закрыл глаза и провалился в сон, даже не успев ощутить, как колючие ветки впиваются в бока.

А проснулся от жадного причмокивания. Распахнул глаза и уставился в кромешную тьму. Рядом кто-то шаркал, сопел, слюняво сглатывал…

— Кто тут? — тихо спросил юноша, мгновенно обсыпаясь холодным потом. — Кто?

— Родимай… голодно…

Юноша испуганно шарахнулся, потому что голос раздался всего в полушаге.

— Родимай…

Белян уткнулся носом в колени и всхлипнул.

— Голодно…

Пленник трясся, поскуливая от ужаса. Вскорости от лежки Охотников послышался недовольный хриплый со сна голос:

— Чего ты там?

Ходящий торопливо пополз на четвереньках поближе к обережникам и подальше от страшного гостя.

— Можно тут лягу? — спросил, трясясь и оглядываясь во тьму.

— Еще чего, — недовольно пробурчала Лесана. — Катись обратно.

— Там… там… дикий ходит!

— Чего-о-о? — она села, с трудом продирая глаза.

— Дикий… — повторил Белян и попытался не стучать зубами на весь лес.

— А тебе-то что?

— Страшно… — и он затрясся еще пуще, потому что девушке было все равно, и она собиралась прогнать надоевшего пленника.

Охотница зевнула и прислушалась.

— Родимай… — снова причмокнула темнота. — Родима-а-ай…

Лесана потянулась к лежащим в изголовье переметным сумам, достала оттуда веревку, которой вязала Беляна к седлу, и шагнула прочь из круга. Парень в ужасе скорчился на земле, закрывая лицо руками, но вспышка мертвенного света просочилась и сквозь пальцы, ожгла глаза.

А уже через миг Лесана втаскивала в круг связанного оглушенного Ходящего — бородатого мужика, бледного, с ввалившимися от голода щеками и почерневшими губами.

Слабое голубое сияние озарило место ночлега.

— Вы поспать дадите? — сердито отозвался со своего места колдун. — Шастают туда-сюда…

— Вот. Гость к нам припожаловал, — Охотница пнула связанного Ходящего.

— Еще один?

— Этот дикий.

— Какой? — Тамир зевнул и подошел. — Крововсос тоже? Гляди, друга тебе приволокли. Обняться не хочешь? — насмешливо обратился наузник к Беляну.

Тот позеленел, сошел с лица и стал медленно отползать в сторону.

— Не надо… я все скажу… не надо…

— Чего скажешь? — оживился вмиг колдун.

— Все скажу! Только его не развязывай! — заверещал пленник, натягивая на себя Лесанин войлок и прячась под ним, как дите под лавкой.

— Да уймись ты! — девушка сдернула с юноши подстилку. — Чего заблажил?

— Он дикий! — едва не визжал Белян. — Дикие без ума живут. Одним голодом! От крови дуреют!!!

Словно услышав его вопль, кровосос очнулся и тут же ощерился, являя острые зубы.

— Ишь ты… мяса хочу. Крови хочу. Ишь ты… Родимай, ко мне поди. Аль испужался?