Благословенные монстры - Эмили А. Дункан

Малахия напрягся, приготовившись нанести удар, и вдруг замер. В ее шею уперлось острие копья. Они были окружены. Постепенно его глаза начали проясняться, пока не стали бледно-голубыми и не наполнились слезами.

– Dozleyena, Малахия, – прошептала она.

– Надя, – в его голосе звучали странные эмоции, которых она не понимала. Что с ним случилось?

Она с трудом сдерживала свои руки. Ей так хотелось прикоснуться к нему. Он был так близко, и они так давно не виделись, и она была так зла на него, но он был жив, и он был здесь, и…

Он был в Комязалове. Их собирались убить.

Его пристальный взгляд скользнул через ее плечо, и он прищурил глаза.

– Что ж. – Надя не знала этого голоса. На лице Малахии промелькнуло странное, озадаченное выражение. – Никто не сообщил мне, что наша kovoishka здесь, в городе.

Надя медленно откинулась назад, и кончик копья отодвинулся ровно настолько, чтобы не пронзить ее. Малахия потянулся к ней, коснувшись ее подбородка кончиками пальцев. Он поморщился, когда одно из копий вонзилось в его плоть.

Место, к которому он прикоснулся, горело огнем. Надя не шевелилась. Катя стояла рядом, глядя на нее с неприкрытым разочарованием.

«Я не смогу оправдать твою связь с Черным Стервятником», – когда-то предупредила ее царевна.

Честно говоря, она и не думала, что это действительно станет проблемой.

– Кто-то должен объяснить, что здесь произошло, – матриарх. Магдалена. Должно быть, это была она. – Хотя многое и так очевидно. Dozleyena, Vashny Koroshvik.

Серефин все еще был здесь. Вот дерьмо.

– А вот в остальном я уже не уверена, – Магдалена подошла ближе, поднимая подбородок Малахии кончиком меча. – Я наслышана о тебе, Chelvyanik Sterevyani.

Надя ждала, что Малахия наденет маску Черного Стервятника, но выражение его лица оставалось сломанным и уязвимым.

Магдалена посмотрела на него, прежде чем переключить свое внимание на Надю.

– Так кто же ты на самом деле? Люди говорили, что ты клирик, который спасет нас всех, и только я знала правду с самого начала. Твоя мать сгорела на костре, как и полагается ведьме. Я сожалею только о том, что не убила ее, когда мы были детьми.

Что?

Малахия медленно протянул руку вперед, переплетая их пальцы. Она не могла… Она не… Это было не…

Надя тяжело сглотнула. На мгновение она пожалела, что отказалась от силы, которая осталась после Цветко. Она пожалела, что так отчаянно цеплялась за свою смертность. Она не хотела слышать о матери, которую никогда не знала.

Она склонила голову, и острие копья впилось ей в кожу. Это было бы так легко. Уничтожить проклятую клиричку и Черного Стервятника одним махом. Надя с трудом сдерживала слезы, подступившие к горлу. Она сжала руку Малахии.

Магдалена фыркнула от отвращения. Она уже начала отдавать приказ, но кто-то рядом прочистил горло.

– Мать Федосеева, пожалуйста, – Катин голос звучал гораздо мягче, чем обычно. – Позвольте мне, – она шагнула к Малахии, запустив пальцы в его волосы и откинув назад его голову. Копье впилось ему в спину, и он издал болезненный стон. – Я так давно ждала возможности вырвать ему зубы.

Пока матриарх размышляла над ее словами, вокруг царило молчание.

– Как только твой отец узнает о произошедшем, он сразу же вернется в столицу. До тех пор ты можешь бросить их в тюрьму. – Она еще немного подумала. – Забери этих транавийцев вместе с их королем. Я не хочу, чтобы они натворили еще больше бед.

Надя услышала, как вдалеке раздраженно фыркнул Серефин. Стражники увели Малахию, и у нее внутри все похолодело. Она закрыла глаза, чувствуя, как ее переполняет магия. Он был жив, но она вот-вот потеряет его снова. Она ничего не могла с этим сделать.

– Как быстро мы перешли от «все могло бы быть хуже» до «хуже быть уже не может»? Часов за пять? Это что, наш новый рекорд?

Серефин перевернулся, чтобы его голова оказалась на коленях Кацпера, но это не помешало лейтенанту высказаться о том, как сильно они облажались.

– Кто эта ужасная церковная дама? Похоже, она знает и Надю, и ее мать. Мы когда-нибудь спрашивали Надю о ее родителях?

– Нет, – тихо сказала Остия.

– Нет! Отлично! Мы вообще что-нибудь знаем?

– Кацпер…

– Что? Если вы не заметили, нас бросили в тюрьму, а когда царь вернется в столицу, нам отрубят головы!

– Кацпер, заткнись! – простонала Надя откуда-то из темноты.

Что ж, по крайней мере, они находились в одном тюремном блоке. Серефин предположил, что так солдатам будет проще собрать их для казни. Он вздохнул, теребя повязку на глазу. У него болела голова.

– Не надо так делать, – Остия мягко убрала его руку. – Иначе ты даже не заметишь, как она износится и порвется.

Он посмотрел на нее снизу вверх.

– Жаль, что теперь это наша общая черта, – сказала она с грустной улыбкой.

– Зато теперь мы так похожи! – ответил Серефин.

– Кровь и кости, я по тебе скучала.

По крайней мере, Кацпер уже успокоился и теперь убивал время, медленно потирая кожу за ухом Серефина большим пальцем. Хоть какое-то утешение. Он сел и положил ладонь на затылок Кацпера, притягивая его ближе, пока их лбы не прижались друг к другу.

– Я не позволю казнить нас в Комязалове, – тихо сказал он. – На свете слишком много других мест, где мы могли бы умереть.

Из груди Кацпера вырвался хриплый, тревожный смешок. Серефин с нежностью прижался к нему губами. Остановиться было почти невозможно. Ему хотелось углубить поцелуй, позволить своему отчаянию взять верх. Но он должен был сохранять спокойствие.

Малахию переполняла сила Чирнога, и чем дольше он гнил в камере, тем большей опасности они подвергались. Серефин надеялся, что Катя это понимает. Он не особо доверял царевне, но все было бы гораздо хуже, если бы они попали в руки к матриарху. С помощью хитрости и манипуляций Катя в очередной раз взяла ситуацию под свой контроль.

Но Катя убила Живию, что было совершенно лишним, ведь Стервятница помогала им. И… вот проклятье.

Серефин так быстро вскочил на ноги, что Кацпер вздрогнул от неожиданности.

– Где Жанетта? – спросил он, безуспешно пытаясь скрыть панику в голосе.

Кацпер бросил на него обиженный взгляд. О нет, не может быть, чтобы он ревновал? Неужели он думал, что Серефин хотел вернуть девушку, которая его предала? Да кем он его считал? Надей?