Обман Инкорпорэйтед - Филип Киндред Дик

Она задохнулась. У нее закружилась голова.

– В чем дело? – буркнул Верн.

– Мы… мы оба остаемся здесь? Вместе?

– В целом правильно. – Он нервно хохотнул. – Ничего особенного тут нет. Люди делают это каждый день.

Она молчала.

– Не смотри на меня так!

Она закрыла глаза. Сердце бешено колотилось. Как будто хотело что-то сказать. Она отошла от Верна снова к окну.

Снаружи затерянные в безбрежной темноте ночи виднелись крошечные огни. Правда ли там город, как он сказал? Или это что-то другое? К примеру, звезды. Только они не моргают.

Она обернулась. Верн пристально следил за ней. Сидя на кровати в майке, он был таким худым и мелким. Раньше она не боялась, но теперь ей вдруг стало страшно. Лицо Верна выражало тревогу. Вдруг она поняла… Он был напуган. Он боялся, что она его бросит.

Неожиданно для самой себя она улыбнулась. Снова подошла к кровати. Верн как будто отпрянул.

– Ну, – шепнула она.

– В каком смысле?

– Сама не знаю. Все случается так быстро. Пора мне привыкать.

Он ничего не ответил.

– Я еще немного боюсь, – добавила она. – Но уже не так, как раньше.

– Меня боишься?

– Нет. Не знаю. Запуталась. Не помню… я так много всего забыла. Меня все еще тошнит. Я делала какие-нибудь… глупости? Что-нибудь бестолковое?

– Ничего сверх обычного. – Верн подобрался. – Вообще-то, мы и не поняли, что ты так набралась – до сегодняшнего утра в кафе. Это ты помнишь?

Она кивнула.

– В машине тебя рвало. Потом ты вроде как уснула. Выключилась. Мы не очень-то разбирались. В себя пришла довольно мрачной.

– Помню.

– Ну, вот почти все.

Барбара села на край кровати.

– Верн, я… – Он хотел взять ее за руку, но она торопливо отдернула ее. – Верн, я говорила тебе, что мне двадцать четыре. Это неправда. Мне двадцать.

Он вскинул брови. Уставился на нее, как сова, задергал губами.

– Это все меняет, не так ли?

– Вроде того.

Они долго сидели молча. Наконец Верн вздохнул и заворочался на кровати.

– Ну? – спросил он. – Что ты будешь делать?

– Это небезопасно при сложившихся обстоятельствах. – Она помешкала. – К тому же мы пересекли границу штата. Это ведь тоже кое-что значит?

Он кивнул.

– Да. Это кое-что значит.

– И что… что мы будем делать?

Наступило молчание. В комнате стало холодно. Батарею выключили. Барбара внезапно поняла, что ее бьет дрожь. Ее всю трясло. Она сцепила руки.

– Бррр, – сказала она. – Как холодно.

Верн кивнул. Он как-то осел, превратившись в маленькую кучку. Его лицо вытянулось и стало печальным. Наконец он снял очки и положил их на комод.

Барбара подпрыгнула.

– Верн…

– Да?

– Мне так хочется знать, что ты чувствуешь.

– Чувствую?

– Обо всем. Об этом. Ты знаешь.

Он открыл рот, но передумал. Потер подбородок, сглотнул. Наконец он поднял глаза.

– Трудно подобрать слова.

– Да, наверное. – Она помешкала. – Мне тоже трудно. Знать, что надо делать, и не быть уверенной.

– Уверенной в чем?

– Не знаю. – Она прошлась по холодной комнате, сложив на груди руки. – Мне так хотелось бы знать, о чем ты думаешь. Что чувствуешь. Что все это значит для тебя.

Она снова присела на край кровати. Где-то, очень далеко, пробили часы. Где-то за окнами, в невообразимом далеке. Поднялся ветер. Она слышала, как он стучит в окно, шелестит в темноте.

Она начала медленно снимать туфли, чувствуя на себе взгляд Верна. Сердце трепетало в ее груди, билось частыми короткими толчками. Она была возбуждена и напугана в одно и то же время. Страх сцены. Как когда ей надо было произнести речь в школе. Давно это было! Ее жутко трясло. От холода и усталости. И от страха. Она улыбнулась ему.

– Трудно дышать.

– С тобой все будет в порядке?

– Наверное. – Она сняла вторую туфлю и поставила рядом с первой. Ей было холодно с головы до ног. Холодно и липко. Крошечные бусинки пота выступили по всему ее телу. Ледяные булавочные уколы по рукам и шее. Но она была взволнованна, тряслась от возбуждения и ужаса.

– Верн, ты не мог бы сделать кое-что для меня? Выключи свет. Пожалуйста.

Он протянул руку и нажал на выключатель.

В темноте она неловкими дрожащими руками сняла с себя одежду, чувствуя, как колотится ее пульс. Что бы теперь подумала о ней Пенни? Если бы они только догадывались… Да нет, они, конечно, знают. Они все знают о таких вещах. Она засмеялась вслух.

– В чем дело? – Голос Верна раздался очень близко.

– Ни в чем. – Ощупью она добралась до кровати. Нащупала пальцами покрывало. Он подвинулся, давая ей место.

– Верн…

– Да?

– Надеюсь, ты будешь терпелив со мной. Я ведь никогда… никогда раньше такого не делала. Ты будешь терпеливым и поймешь?

– Да, – ответил он.

Был конец августа.

– Сколько у тебя денег? – спросила Пенни.

Барбара открыла сумочку и вытащила из нее кошелек. Показала Пенни свою наличность: три десятки, двадцатка и еще несколько купюр по одному доллару, перетянутых резинкой.

– Хорошо, – сказала Пенни, кивая.

– Этого достаточно?

– Да. Билет у тебя уже есть?

Барбара показала ей билет. Первый автобус уже уходил. Он вырулил со станции и теперь с ревом ехал мимо них по дороге. Пенни с Барбарой сделали шаг назад, подальше от обочины. Водитель второго автобуса уже подогнал его вплотную к посадочной платформе, и группка пассажиров с чемоданами в руках двигалась ему навстречу.

Пенни взяла Барбару за руку.

– Удачи тебе, милая. – Обхватив Барбару за талию, она с силой прижала ее к себе. – И помни! Если в Нью-Йорке у тебя будут неприятности, звони мне и Феликсу. Если понадобится, мы приедем.

– Мне пора, – заспешила Барбара. – Он сейчас отправится.

Подхватив свою небольшую сумку, она побежала к автобусу. Остальные пассажиры уже сели. Водитель заводил мотор, переключал передачи. Барбара вскарабкалась по лестнице и отдала ему билет. Он прокомпостировал его и вернул. Она стала пробираться по проходу назад. Автобус тронулся с места, когда она еще была на ногах. Одной рукой вцепившись в подлокотник кресла, она опустилась на сиденье, не выпуская сумку из другой.