Убегай! - Харлан Кобен

– Существуют некоторые правила, мистер Грин. Я хочу, чтобы вы это поняли. Например – что нам можно сообщать о студентах родителям, а что нельзя. Если студент просит о конфиденциальности, мы должны обеспечить ее, в пределах допустимого, конечно. Вы знакомы с правилами жизни в кампусе из раздела девять?

Саймон похолодел. Эйлин Воган говорила ему что-то об этом, когда он приезжал в Лэнфорд. Будто подруга Пейдж и Эйлин Джуди Зискинд заподозрила, что на одной студенческой вечеринке Пейдж стала жертвой сексуального насилия. Саймон старался об этом не думать, потому что, во-первых, думать об этом было страшно, а во-вторых, что более важно, когда Джуди открыто подняла этот вопрос, Пейдж все отвергла. Именно этот факт успокаивал Саймона. Джуди продолжала наседать на Пейдж, но, по словам Эйлин, Пейдж не только все отрицала, но в конце концов замяла всякие разговоры на эту тему.

«Она сказала, что у нее какие-то проблемы дома…»

Они свернули с дорожки и подошли к зданию из стекла и бетона, которое называлось Лернер-холл[41]. На нижнем этаже его было кафе. Ван де Бик собрался было открыть дверь, но Саймон взял его за локоть.

– Подвергалась ли моя дочь сексуальному насилию? – спросил он.

– Думаю, да.

– Вы думаете?

– Однажды Пейдж пришла ко мне и сказала, что хочет поговорить конфиденциально. Она была крайне расстроена. Оказывается, на вечеринке в кампусе с ней произошел инцидент.

Кулаки Саймона сжались сами собой.

– Она сама вам об этом рассказала?

– Начала рассказывать, да.

– Что значит «начала»?

– Прежде чем она перешла к подробностям, я сразу предупредил, что должен следовать рекомендациям раздела девять.

– Что это за рекомендации?

– Об обязательной отчетности.

– Что это значит?

– Если студентка или студент сообщает мне о сексуальном насилии, хотят они этого или не хотят, я обязан сообщить об этом ответственному за исполнение положений этого раздела.

– Даже если жертва не желает, чтобы вы это делали?

– Да, вы совершенно правы. Если честно, мне самому это правило очень не по душе. Я, конечно, все понимаю. И мотивировку, и прочее. Но мне кажется, не всякий захочет довериться своему учителю, когда знает, что, нравится это кому-то или нет, учитель обязан об этом доложить куда следует. Жертва замыкается, уходит в себя. Вот и здесь случилось то же самое.

– Пейдж не захотела с вами говорить?

– В общем, да. Рассердилась и убежала. Я попытался ее догнать, но не смог. Потом я звонил ей. Посылал сообщения. Писал по электронной почте. Один раз заглянул в ее комнату. Она отказывалась со мной разговаривать.

Кулаки Саймона сжались еще крепче.

– А вам не пришло в голову сообщить ее родителям?

– Я думал об этом, конечно. Но насчет этого опять же существуют определенные правила. Я специально консультировался с ответственным по этому разделу.

– И что она сказала?

– Это был мужчина.

«Ты это серьезно?» – подумал Саймон.

– И что он сказал?

– Он поговорил с Пейдж. Она отрицала, что с ней такое случилось.

– И вам опять не пришло в голову позвонить родителям?

– Именно так, мистер Грин.

– И моя дочь, которую, вероятно, изнасиловали, молча страдала одна.

– Существуют инструкции. И мы должны их исполнять.

Какой-то бред. Когда все это закончится, Саймон сделает все, чтобы отплатить этому хлыщу, но сейчас он должен сосредоточиться на первостепенной задаче. Ему этого не хотелось. Хотелось одного: рухнуть на землю и плакать о своей несчастной дочери.

– Значит, именно тогда у Пейдж все пошло наперекосяк?

Ван де Бик немного подумал. Его ответ удивил Саймона.

– Вообще-то, нет, не совсем. Я понимаю, как это звучит, но когда я в следующий раз увидел ее…

– Когда это было?

– Через несколько дней. Пейдж пришла на занятия. Казалось, она уже была более или менее в порядке. Помню, стою я за кафедрой, гляжу на нее – я даже несколько удивился, что она появилась, – а она так кивнула мне, знаете, будто хотела сказать: «У меня все хорошо, не беспокойтесь об этом». Через несколько дней она опять стала приходить на мои занятия. Вы не представляете, как я был рад ее видеть. Я попробовал снова поговорить с ней о том случае, но она сказала, мол, это все пустяки, она слишком близко все приняла к сердцу. Я не хочу сказать, что она полностью пришла в норму. Я понял, что она просто пытается от этого отгородиться. Я предлагал помощь, убеждал поговорить с кем-нибудь. Пожалуй, самое тяжелое то, что девушки продолжают жить в том же кампусе, что и предполагаемый нападавший.

– Насильник.

– Что?

– Не надо называть его «предполагаемый нападавший». Говорите прямо: «насильник».

– Я ведь этого не знаю.

– Но знаете, кто это, так?

Он не ответил.

– Так знаете или нет?

– Она мне не сказала.

– Но вы знаете имя этого парня.

– Могу догадываться. По крайней мере, сейчас.

– Что вы хотите этим сказать?

Ван де Бик запустил пальцы в волосы и тяжело вздохнул.

– Как раз здесь вся эта история и принимает странный оборот, мистер Грин.

«Куда уж более странный?» – подумал Саймон.

– Не знаю, в каком порядке это было, – продолжал ван де Бик. – Не очень хорошо помню, что было сначала – резкое ухудшение с Пейдж или…

Он замолчал.

– Или что?

– В кампусе случился еще один… – он замолчал, посмотрел в небо, словно пытался найти нужное слово, – …инцидент.

– Инцидент, – повторил Саймон.

– Да.

– Вы имеете в виду изнасилование?

Ван де Бик сощурился.

– Пейдж не употребляла слова «изнасилование». Никогда. Просто чтоб вы знали.

Саймон понимал, что сейчас не время вдаваться в лингвистическую дискуссию.

– Случилось еще одно посягательство?

– Да.

– Тот же самый парень?

Профессор помотал головой:

– Как раз наоборот.

– Как это?

– На парня, который, как я считаю, мог изнасиловать Пейдж, – сказал ван де Бик, и теперь он старался говорить более взвешенно. – На этот раз жертвой был он.