Девушка из Дубровника - Анна Жилло

- Ника, можно тебе задать один вопрос? – Глеб не смотрел ни на меня, ни сквозь меня – теперь он разглядывал свои руки.

- Конечно, - мне показалось, что я проглотила кусок льда. Кислого зеленого льда.

- Помнишь, ты мне рассказывала…

В этот момент официант поставил перед нами блюдо с мясом и овощами, и Глеб замолчал. Подождал, пока тот уйдет, положил себе на тарелку маленькую плескавицу, отломил вилкой кусочек. Я ждала, но он молчал. Лицо его было… как будто совсем чужим, незнакомым.

- Глеб?

- Лучше не надо, Ника, - он покачал головой. - Ничего хорошего из этого не выйдет. Хотя… скажи, пожалуйста, почему ты вообще вышла замуж?

Не знаю, что я ожидала услышать, но уж точно не это.

- В каком смысле «почему»? – пробормотала я растерянно.

- Но ведь была же какая-то причина? Не просто так, наверно? Ты его любила?

- Не знаю, - я почувствовала, как снова подступают слезы. – Какие-то чувства были. Все слишком быстро получилось.

- Слишком быстро? – холодно прищурившись, переспросил он. – Как со мной?

- Глеб…

- Что?

Он бросил вилку и отвернулся, старательно разглядывая яхты в гавани.

У меня перед глазами замелькали кусочки-обрывки. То, что он мне рассказал, и то, что я сама смогла вспомнить.

«Ты хоть что-то помнишь?»

Я сижу на скамейке, рыдаю и что-то быстро говорю.

«С большим трудом удалось выяснить, что ты никому на свете не нужна, и какого черта ты вообще развелась».

Мы в постели, и это самый настоящий дикий экстаз.

«И ты, прости, пожалуйста, меня буквально изнасиловала. Нет, это было бы даже здорово, если бы…»

Я жду его вечером, но он сидит на балконе час, второй.

«Да к черту все!» - и совершенно безумный секс, резкий, грубый, совсем не такой, как было до этого.

Потом я еще подумала: неужели в бессознательном состоянии призналась ему в любви или назвала Андреем?

Молодец, снайпер, в десяточку! Подумала, а всерьез не приняла. И очень зря. Потому что, судя по всему, так и было. И тогда вполне понятен вопрос Глеба, почему я вышла замуж. И это сравнение: «слишком быстро» - как и с ним?

А картинка-то получается… так себе картинка.

Девочка Ника влюбилась с первого взгляда и вышла замуж. За идеального мужчину, который не бросил ее, когда с ней случилась беда, поставил на ноги. И вообще она была за ним как за каменной стеной. А потом он ей изменил, и она с ним развелась. А может, наоборот, это он с ней развелся, а она совсем этого не хотела. Или вообще причина была какая-то другая. Сказать-то можно что угодно. Например, что он гнусный тиран и деспот, который загнал ее под плинтус и не давал вздохнуть свободно. А на самом-то деле, хоть они и развелись, Ника все равно его любит и страдает. И случайный знакомый Глеб для нее всего лишь средство на время развеять тоску. Но себя не обманешь, и, надравшись в хлам, Ника жалеет, что развелась. Смотрит на Глеба, а видит Андрея. И на фига, спрашивается, Глебу такое счастье сдалось?

Но почему он спросил об этом именно сейчас – после того, что было вчера?

Да как раз именно поэтому. Потому что вчера все было слишком хорошо. По контрасту. Может, раньше было еще не так критично, но после вчерашнего стало просто невыносимо. И теперь что ни скажи – все равно не отмоешься. Бесполезно…

Так что никакого будущего, Ника. И ни к чему гадать, что будет дальше. Ничего не будет.

Кто-то смотрел на меня злым голодным взглядом из-под стола.

Кошка. Наглая хорватская кошка. Гладкая, мускулистая, черная, с зелеными глазами-крыжовинами. Может, даже та самая, которая что-то пыталась мне сказать на набережной. Но сейчас она явно хотела совсем другого: «Дай пожрать, жадина!»

Я взяла с тарелки кусочек мяса, нагнулась, бросила ей и услышала резкий голос Глеба:

- Ког врага радишь ту?

«Какого черта ты здесь делаешь?» - машинально перевела я про себя и подняла голову.

Рядом с Глебом стояла девушка, вид которой заставил меня вздрогнуть. Невысокая, болезненно худая, с впалыми щеками и ввалившимися глазами. Спутанные черные волосы, давно не мытые. Несвежая черная футболка с длинным рукавом, потертые джинсы и кроссовки. А уж пахло от нее…

Майя (кто же еще!) что-то быстро и громко говорила, размахивая руками, - я не понимала ни слова. Глеб пытался ее остановить, но проще, наверно, было забодать паровоз. На нас смотрели со всех сторон, в том числе и «пенсионерский клуб». Я заметила, как привстал, нахмурившись, Влах. Официант двинулся к нам, но Глеб жестом остановил его.

Поднявшись, он схватил Майю за плечи, тряхнул хорошенько и сказал что-то, очень жестко. Похоже, таким я его еще не видела. Единственным, что мне удалось разобрать, было слово «полиция». Майя вырвалась, выкрикнула что-то, брызгая слюной, и быстро пошла к выходу с веранды. Глеб сел и закрыл лицо рукой, бормоча себе под нос что-то явно непечатное.

- Что ей опять надо было? – спросила я.

- Ты будешь смеяться, но ничего конкретного, - поморщился Глеб, откинувшись на спинку стула. – Сначала сказала, что я сволочь, потому что не хочу с ней разговаривать. Но я, мол, от нее так просто не отделаюсь, она мне все скажет. Вот это ей и надо было – еще раз повторить, каким мерзавцем был мой отец, как он всем им испортил жизнь. И что я такая же гадина.

- Глеб, ну какой смысл-то? Она уже сказала тебе это в Дубровнике, сказала по телефону. У нее что, мания какая-то?

- Да откуда я знаю? Ты же видела ее? Похоже, что она с головой дружит? По ней точно дурка плачет. Или наркологическая клиника. Я так и сказал, что если она не заткнется и не уйдет, полиция тут рядом, и я… Твою ж мать! – вдруг простонал он, глядя куда-то за ватерпольный бассейн.

Я проследила его взгляд и увидела, что черная фигурка довольно бодро чешет мимо пожарной части к аркаде.

- Останься здесь! – поднявшись, резко приказал Глеб.

- Нет! – я тоже поднялась. – Я с тобой.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга в упор, и он сдался.

- Сумку оставь.

Он повернулся к Влаху, дернул подбородком в сторону Сустепана. Тот кивнул. Глеб пошел к выходу, я за ним. Официант проворчал что-то, взял мою сумку, свернутую подстилку и понес к пенсионерскому столу.

Глеб шел быстро, и я едва поспевала за ним.

- Влах знает? – спросила я.

- Да.

- Куда мы, за ней?

- А куда еще? Она очень громко сказала, что я ее больше не увижу. И никто больше не увидит. Все слышали.

- А может, черт с ней? Обычно если люди хотят что-то такое сделать, они об этом не говорят. Идут и делают. А такие вот истерички просто пугают.