Притчи, приносящие здоровье и счастье - Рушель Блаво

Впрочем, путников, приходящих к Киеву с северной стороны, в те поры, о которых мой рассказ, было много, а потому много было и лодочников, которые стояли по берегу и ждали, когда кто-нибудь из странников пожелает переплыть в их лодке между водоворотами крутого Днепра. Потому очень быстро и нашел Петро лодку и сидящего в ней перевозчика. Получив несколько монет, перевозчик сразу же оживился, сам усадил кузнеца на деревянную лавку в лодке и быстро стал выгребать на самую стремнину. Сразу было видно, что перевозчик знает путь через Днепр как свои пять пальцев – столь умело лавировал он между крутящимися водоворотами. А когда стали уже от середины реки приближаться к тому берегу, на котором и высились главный собор и сама колокольня Лавры, то перевозчик сказал, обращаясь к кузнецу:

– Ты, парень, сразу видно, не из Киева, а потому будь осторожен возле Днепра. Река наша не только своенравная и бурная, но еще и, уж поверь мне, таинственная. А что значит – таинственная? Да то, что есть у Днепра много тайн. И порою случается так, что человек тот или иной по неосторожности своей или же просто по глупости вдруг тайне какой из днепровских вод сопричастен окажется, так тут и пиши пропало: был человек и нет человека.

– А что же за тайны такие? – не столько из любопытства, сколько чтобы поддержать беседу спросил Петро.

– Тайн много, – отвечал лодочник. – Вот скажи на милость, доводилось ли тебе видеть русалок?

– Нет, не доводилось, – признался кузнец, который и правда ничего такого таинственного в жизни не встречал. Только, может, какую историю про домового от бабушки в детстве слышал.

– Вот так и знал, – продолжил лодочник, – что не доводилось. А между тем, – лодочник вдруг перешел на шепот, хотя лодка уже миновала все страшные водовороты и даже приближалась по мелководью к берегу. – А между тем в здешних волнах русалок этих…

Тут лодка уткнулась носом в песчаный бережок и лодочник прервал свою речь. Петро вылез, подхватил мешок и поблагодарил лодочника – поблагодарил не только словом, но и, как и было положено испокон веку на наших переправах, дав перевозчику еще пару монет как бы сверх того, что было дано еще на том берегу. Лодочник оценил знание местных обычаев этим странником, и потому, вероятно, счел нужным предупредить юношу:

– Так что, парень, ты смотри… У воды-то будь осторожней. Русалки они ведь что, они ведь народ такой – ох и хитрющий, скажу я тебе. Как заманят в воду, так и пиши пропало. Ну, парень, будь здоров. Даст Бог, на обратном пути свидимся. Коли что, так ищи меня здесь. Парень ты, я вижу, хороший, так что за полцены отвезу тебя обратно.

Кузнец поклонился лодочнику и пошел по крутой тропинке, ведущей от берега Днепра на холм. С этого холма, озаряемая вечерними лучами солнца, смотрела на Петро сама Киево-Печерская Лавра, которую юноша прежде видел только на картинках в доме у священника, у которого Петро в детстве обучался грамоте.

Дело между тем шло к ночи, и Петро, добравшись до самых монастырских ворот, решил искать ночлег. Кузнец постучал в ворота, те почти сразу отворились, и молодой монах, выслушав юношу, отвел его в специальный домик для паломников. Там Петро сразу же уснул, а когда проснулся, то день уже вступал в свои права, заявляя о себе отраженным в днепровских водах утренним солнцем. Позавтракав тем, что снарядила ему в дорогу добрая матушка, Петро вышел к собору, где уже начиналась утренняя служба. Истово молился кузнец, ибо знал, чего просить у Господа и у святых его. А по окончании службы запасся свечами и пошел в глубь пещер – пошел на поклонение мощам, коими славна была Лавра Киево-Печерская. До самого обеда ходил Петро по темным коридорам пещер, что именуются ближними, ходил до тех пор, пока не сгорели все свечи, которыми он запасся. Умиротворенный, успокоенный выбрался кузнец наружу, полюбовался еще раз на главный собор, на колокольню, на надвратную церковь, которая отчего-то больше всего юноше нравилась. Вновь немного перекусил, вновь запасся свечами и пошел к пещерам другим – к тем, которые в Лавре называют дальними пещерами. И по ним ходил Петро, пока не сгорели все свечи. А как свечей не осталось, то вышел кузнец опять наружу, где уже наступал вечер. Полюбовавшись монастырем в лучах закатного солнца, решил Петро перед сном спуститься к Днепру – чем-то манила его река. Кузнец вынужден был сам себе признаться в ощущении, будто от этих волн зависит его будущее. А вместе с тем слова лодочника, сказанные сутки тому назад, не выходили из головы юноши. «Русалки, – размышлял Петро, спускаясь к реке. – И какие они, эти русалки? Красивые, верно… А может, наоборот, страшны как незнамо что».

С такими мыслями Петро сам не заметил, как уже оказался у самой кромки воды. Юноша присел на большой камень и стал смотреть на воду, вспоминая весь прошедший день, в который он так усердно молился Господу и святым, молился на ниспослание ему доброй невесты, хорошей жены в будущем. Долго ли коротко сидел Петро на камне, а только уже и солнце скрылось за горизонтом, и первые звезды вместе с луной уже вошли на небо и сразу отразились в голубых днепровских водах. И так на душе у кузнеца стало хорошо в эти минуты, что даже захотелось петь. Беда только в том, что Петро петь не умел. Впрочем, мысленно юноша что-то такое про себя промурлыкал. И тут взгляд его упал на волну, что лениво ударялась о берег у самых ног кузнеца. И в этой волне Петро, к ужасу своему, отчетливо различил сначала небывалой синевы глаза, смотрящие на него, а потом и лицо – прекрасное лицо девушки. Петро, конечно, первым дело перекрестился, да только лицо не исчезло. «Русалка, как пить дать, русалка», – подумал юноша, сразу вспомнив слова лодочника. Лицо же становилось все отчетливее, благодаря чему кузнец признал, что девушка не просто хороша собой, а очень, восхитительно и даже невероятно красива. И понял вдруг Петро, что влюбился – влюбился с первого взгляда, влюбился раз и навсегда. Но в кого влюбился? В русалку!

Ужасу юноши не было предела. «Так вот к чему ведут усердные молитвы!» – с негодованием подумал было Петро, но эта мысль его тут же оборвалась словами, донесшимися до него из-под воды:

– Милый Петро, долго искала я тебя. Ох и долго. Не бойся меня, а только дождись полуночи. В полночь выйду я на берег. И будут со мной одиннадцать подруг моих, тоже русалок днепровских. Начнем мы танец наш полуночный в свете луны. И тогда должен ты будешь, любимый, среди моих подруг найти меня. А как найдешь, то на веки вечные стану я твоей женою. Ты ведь любишь меня? Признайся, что любишь!

Что было делать бедному кузнецу? Сперва хотелось дать стрекача, да только понял вдруг Петро не только сердцем, но и разумом понял, что влюбился он в прекрасную русалку и что никакой жизни без нее больше для него нет и быть не может. И тогда кузнец признался русалке в любви. Та же ответила, что уже давным-давно полюбила Петро, который до этого приходил в ее сны русалочьи. И вот теперь дождалась его наяву.

– И все же, любимый, главное испытание для нас еще впереди. Молю тебя, узнай свою любимую русалку среди подруг…

И исчезла с этими словами прекрасная русалка в днепровской волне, а Петро в ожидании полуночи принялся взад-вперед ходить по берегу Днепра и любоваться на луну и на звезды и на отражения их в воде. И уже не только голова пела, а пела душа, пело сердце кузнеца. Впервые в жизни юноша полюбил. И этой любовью был он счастлив. И не боялся того, что полюбил он русалку, поскольку знал, что любовь эта дарована ему силами небесными за молитву его усердную и за благочестие его постоянное.