Убитая пирамида - Кристиан Жак

– Чечи? Не может быть! Это ошибка.

– Ваши химики используют небесное железо?

– Конечно, нет. Это материал настолько редкий, что его используют только в храмах и только в ритуальных целях.

– Как могло случиться, что изрядное количество этого металла оказалось у Чечи?

– Это недоразумение.

– На него была возложена какая-то особая задача?

– Он связан непосредственно с армейскими властями и должен следить за качеством меди. Позвольте мне поручиться за честность Чечи, за его техническое мастерство и человеческие качества.

– Вам известно, что он работает в тайной мастерской, оборудованной в здании казармы?

– Таков приказ армейских властей.

– Кем он подписан?

– Целым рядом старших офицеров, которые требуют, чтобы некоторые специалисты разрабатывали новые виды оружия. Чечи – один из них.

– Однако использование небесного железа явно не было предусмотрено.

– Этому должно быть какое-то простое объяснение.

– Подозреваемый отказывается говорить.

– Чечи никогда болтлив не был, он молчалив по натуре.

– Что вам известно о его происхождении?

– По-моему, он родился где-то недалеко от Мемфиса.

– А вы не могли бы это проверить?

– Это так важно?

– Да, более чем вы думаете.

– Я должен посмотреть в архивах.

Поиски заняли больше часа.

– Так и есть: Чечи родом из небольшого селения к северу от Мемфиса.

– Учитывая его должность, вы, наверное, проверяли эти сведения.

– Этим занимались военные, и они ничего необычного не обнаружили. Проверявший поставил печать по всем правилам, и Чечи приняли на службу, ничего не опасаясь. Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы его отпустили как можно скорее.

– Улик против него становится все больше и больше. Воровство он усугубил ложью.

– Судья Пазаир! Вы явно перегибаете палку. Если бы вы лучше знали Чечи, вам было бы ясно, что он не способен на бесчестный поступок.

– Если он невиновен, суд это докажет.

***

Ярти рыдал, сидя на пороге. Осел грустно смотрел на него.

Сути принялся трясти секретаря, между тем как Пазаир убедился, что Чечи исчез.

– Что произошло?

– Он пришел, потребовал мой протокол, обнаружил, что два пункта неполны и поэтому документ недействителен, пригрозил мне взысканием, освободил задержанного… Поскольку формально он был прав, я вынужден был уступить.

– О ком вы говорите?

– О верховном страже, Монтумесе.

Пазаир прочел протокол. Действительно, Ярти не указал должность Чечи и не уточнил, что судья вел предварительное расследование лично, не прибегая к помощи третьих лиц. Вся процедура была сведена на «нет».

* * *

Солнечный луч проникал через переплет каменного окна и освещал лоснящуюся голову Монтумеса, умащенную благовониями. Он принял Пазаира, широко улыбаясь, с деланным воодушевлением.

– Не правда ли, мы живем в замечательной стране, мой дорогой судья? Здесь никто не боится перегибов закона, ибо мы радеем о благополучии подданых.

– Слово «перегибы» явно вошло в моду. Вот и смотритель лабораторий сказал, что я перегибаю палку.

– Вряд ли стоит ставить ему это в упрек. Пока он сверялся с архивами, он дал мне знать об аресте Чечи. Я сразу же отправился в вашу контору, уверенный, что произошла досадная ошибка. Так оно и оказалось, поэтому Чечи был незамедлительно освобожден.

– Мой секретарь допустил очевидную оплошность, – признал Пазаир, – но почему вас так интересует этот химик?

– Он военный специалист. Как и его коллеги, он находится под моим непосредственным наблюдением. Его нельзя задержать без моего согласия. Признаю, что вы этого не знали.

– Обвинение в воровстве снимает с Чечи частичную неприкосновенность.

– Обвинение необоснованно.

– Несоблюдение формы не отменяет сути претензии.

Монтумес заговорил надменно.

– Чечи – один из лучших специалистов в области вооружения. Неужели вы думаете, что он станет так глупо рисковать своей карьерой?

– Вы знаете, что было украдено?

– Какая разница! Я этому не верю. И прекратите лезть из кожи вон, лишь бы прослыть поборником справедливости.

– Где вы спрятали Чечи?

– Там, где до него не сможет добраться судья, выходящий за рамки своих полномочий.

***

Сути поддержал Пазаира: единственный возможный выход из положения – созвать суд, где на карту будет поставлено все. Доказательства и аргументы сыграют решающую роль, если присяжные не окажутся подкуплены противниками, ибо если бы Пазаир дал отвод всем присяжным, его могли отстранить от дела. Оба друга были убеждены, что истина, провозглашенная на открытом процессе, расшевелит даже самые закоснелые умы.

Судья поведал о своем решении Бераниру.

– Ты сильно рискуешь.

– Разве есть другой, лучший путь?

– Выбирай тот, по которому ведет тебя твое сердце.

– Я считаю, что нужно метить как можно выше, не растрачивая себя на второстепенные мелочи. Если нацелиться на главное, мне будет легче бороться с окружающей ложью и трусостью.

– Ты никогда не довольствуешься полумерами, тебе нужен свет во всем его блеске.

– Разве я не прав?

– Конечно, для предстоящего процесса нужен зрелый, опытный судья, но боги доверили его тебе, и ты согласился.

– Кем сторожит ящик с небесным железом; он положил на него доску, на ней сидит павиан. К нему никто не подойдет.

– Когда ты созовешь суд?

– Самое позднее через неделю. Учитывая исключительный характер дела, я ускорю формальную процедуру. Как вы считаете, мне удалось выявить, где именно сосредоточено зло?

– Ты близок к этому.

– Могу я вас попросить об одном одолжении?

– Кто ж тебе мешает?

– Несмотря на ваше скорое назначение, вы согласитесь быть присяжным?

Старый учитель устремил взор на свою планету-покровительницу – Сатурн, сиявшую непривычно ярко.

– Разве ты в этом сомневался?

Смельчак никак не мог привыкнуть к присутствию павиана под его крышей, но, поскольку хозяин это допускал, он не выказывал недовольства. Молчаливый Кем ограничился замечанием, что затевать процесс – безумие. При всей своей дерзости Пазаир имел слишком мало профессионального опыта, чтобы преуспеть в таком деле. Судья чувствовал, что нубиец его не одобряет, и все же продолжал готовиться к бою, между тем как секретарь подносил ему должным образом проверенные реестры и формуляры. Старший судья портика не преминет придраться к любой формальной небрежности.