Канарский вариант - Андрей Молчанов

Мчась в «Мерседесе» к дому, мы то и дело настороженно оглядывались на заднее стекло машины в закономерной боязни слежки.

Однако обошлось без неприятных накладок: и мафия, и опасные проходимцы-одиночки разочарованно и бесповоротно закрыли для себя тему, связанную с подводными сокровищами и сопутствующим ей устранением конкурентов.

Своим находкам мы были рады, но безоглядному ликованию препятствовала та угнетающая мысль, что отныне мы стали обладателями двадцати шести полотен, считавшихся наверняка утраченными во время войны шедеврами.

Впрочем, каждого из нас данная мысль угнетала по-своему.

– Где искать надежного покупателя? - хмурился, покусывая губы, Вова. - Да и с каталогами надо свериться, узнать, что почем…

– Реализация, - озабоченно втолковывал нам чекист, - самая главная вещь в любой коммерции. Это я к тому, чтобы не только не прогадать в цене, но и не нарваться на Интерпол или же мафию.

– Картинки могут стоить не только денег, но и жизни, - вдумчиво соглашался папаня.

– А как быть с моральным аспектом? - внезапно осведомился Василий. - Ась, господа алчные авантюристы? У нас же в руках общемировые ценности, между прочим! А если официально как-то, а?..

– Официально ты получишь грамоту в поощрение за благородство, - откликнулся папаня. - А может, медальку из золота самоварного. Не майтесь дурью! Моральный аспект! От людей ушло, к людям и придет, чего там базарить! В нужный час все по музеям разместится, а пока, друг, нам надо кушать, усек? И катер твой не морскую водицу предпочитает, а дорогой нефтепродукт!

Прагматические папанины рассуждения, далекие от упадочного идеализма, были приняты за идеологическую первооснову наших дальнейших действий.

В итоге чекист сказал:

– Теперь, братцы, нам предстоит многоэтапная долгосрочная операция. И мне, чувствую, будет чем заняться.

Вечер и половину ночи провели в пьянстве и в обсуждении механизма превращения уникального художественного собрания в безликую денежную массу.

Проснувшись с тяжелыми головами к полудню, обнаружили отсутствие Василия и нашего «Мерседеса». Следуя элементарному умозаключению, заглянули под кровать исчезнувшего партнера, где хранились тубусы. Естественно - тю-тю!

Володька, спавший в той же комнате, что и кидала, лишь сокрушенно вздыхал, разводя руками.

– Хорошо не жили, не хрена и начинать! - с досадой кряхтел папаня.

Взяв у Лены машину, я и Серега покатили к причалу, где обнаружился «Мерседес» с оставленными в замке зажигания ключами.

Катер Василия, надо полагать, уже давно растаял в дымке голубой.

Вдрызг расстроенные предательской выходкой вчерашнего высоконравственного моралиста и непритворно скорбя об одержавшей верх над чувствами дружбы и солидарности корыстью, мы вернулись домой, поведав о необратимой утрате нашего капитала довольно спокойно выслушавшим нас папане и Вове.

– Теперь можно сообщить и властям, - заключил я. - Сообразно принципу: не нам, значит - никому!

– Вот что, - лениво пережевывая бутерброд, отозвался Вова. - Запомните, что надо делать в таких случаях: ехать в надежный банк, снимать там ящик в хранилище и правом допуска к нему наделять лишь полностью укомплектованную команду дольщиков - и никого по отдельности. И без обиды, и без искушения…

– Да и вас троих достаточно, - поправил его папаня. - Мне-то зачем? Вдруг откину концы, наживете правовой геморрой.

– Ты случайно не путаешься во временах и наклонениях? - спросил я. - Благодаря интенсивному общению на немецком?

– Понимаешь, - перебил меня Вова, неторопливо запивая бутерброд кока-колой, - вчера я отметил, что у Васьки забегал взгляд. У него, жулика, он и без того плохо фиксировался…

– Как у алкоголика, - счел своим долгом уточнить папа.

– Не, у алкоголика взгляд плавает, - выразил несогласие Вова.

– Ну-ну! О деле давай! - нетерпеливо прикрикнул Сергей.

– Вот. Пошел друг Вася перед сном сортир и душ навестить, вы - поддатые, храпака задаете, а я, покумекав, вытряхнул от греха картинки из гильз да и припрятал их. А в гильзы старых газет напихал - уже сколько времени макулатуру на помойку не отнесем…

– Так где картины? - выдохнул я.

– Погоди! - поморщившись, отмахнулся Вова. - Ну, залег я, глаза прикрыл, жду. Чего будет. И, блин, прозевал! Уснул-таки! А он, жучара, свинтил! Чисто, с концами. Просыпаюсь - привет!

– А что же ты, изверг, молчал?! - вытирая испарину со лба, рявкнул Серега.

– Зато сколько восторга! - молвил Вова. - Или нет? Ну, извиняйте, я хотел, как лучше…

– Еще один прикол - и получишь укол! - предупредил я. - Но - не иголочкой!

– Да, мы у него в должниках, - двусмысленно произнес Сергей.

Предварительно сфотографировав полотна, мы поспешили воспользоваться весьма уместной Военной рекомендацией относительно банковского хранилища.

Вечером заглянули к Лене, узнав, что только что по телефону ей звонил наш сбежавший друг.

Через час звонок прозвучал вновь.

Замечено, что собственной подлости особенно стыдятся, если ее не удалось довести до конца: путаясь в междометиях крупного рогатого скота - то есть застенчиво мыча и блея, Вася выдвинул покаянную версию: дескать, произошло замыкание в мозгу, остро возжелалось вернуть культурные ценности мировому сообществу, но теперь проводка восстановлена и заизолирована, так что - простите, ребята!..

В своем ответе предателю я руководствовался версией, выработанной Сергеем, опасавшимся, что за первой пакостью от Васи способна последовать вторая.

Я сообщил, что отныне картины пребывают в надежном и недоступном месте, далее - категорически отверг возможность проживания под одной крышей с оскорбившим наши лучшие чувства мерзавцем, прибавив, что побег скостил ему половину положенной доли, обязанной выплатиться по реализации.

Когда сей чудный миг произойдет? Звоните, Вася, пишите письма. Надейтесь.

– И не дай тебе Бог, идиот, начать какие-нибудь хитрожопые игры! - перехватив у меня трубку, веско предупредил изменника чекист. - Тогда гарантирую точный пролет! И - приземление в глубокое дерьмо! Понял?

Вася, поневоле удовлетворившись иллюзорной надеждой, понял. И с этого момента здорово тратился на звонки, едва ли не каждодневно справляясь о новостях и о нашем драгоценном для него здоровье.

Я неоднократно предлагал простить негодяя, высказывая предположение, что он нарвался на оставленную Фирой Моисеевной мину с вирусом шельмовства, но жестокосердные компаньоны, глубоко уязвленные гнусным поступком нашего бывшего приятеля, апелляций не принимали.

– Никаких амнистий! - стучал кулаком по столу папа. - Статья звонковая! Взяли в долю как человека, а он черной неблагодарностью заплатил!