Поскольку я живу - Марина Светлая
Шрифт:
Интервал:
Больше не сдерживалась и негромко заплакала. Незачем теперь было себя держать. И все же в темноте раздавались редкие всхлипы лишь тогда, когда она совсем задыхалась.
Ее обманули. Он ее обманул. Так же, как мама. Так же, как все. Она мечтала об одной на двоих с ним жизни, а получила одного на двоих отца. Искала правды? Получай. Всю, до капельки. Вся твоя. Ты же этого хотела, да? Узнать ответ на вопрос как так? Вот так.
Он ее вычеркнул. Обманул и вычеркнул. Оставил в одиночестве справляться с тысячей вопросов, тогда как у него всегда был ответ.
Но что ей делать теперь с этой правдой? Куда бежать? Кого искать? Тогда она тайком от матери звонила в морги и больницы. Действительно звонила первые сутки. А сейчас уже даже в морг не позвонишь. Они живы, но их не стало. Ее не стало.
О ней помнят только крошечные ракушки на запястье. При ходьбе они тихо позвякивают: «Мирош-Зорин-Мирош-Зорин-Мирош-Зорин». И больше ничего. Потому что ничего больше и нет.
* * *
Проснувшись, она прислушалась к тишине. Та снова воцарилась в ее доме, и ей это нравилось. Странно осознавать, что после конца света что-то еще может не просто казаться сносным, но даже нравиться. Это как шагнуть в небытие и обнаружить, что и в нем тоже реально найти себе предпочтения. Просто теперь они совсем другие, чем раньше, эти ее предпочтения.
Впрочем, есть вещи, которые навсегда. Например, музыка. В этом Полина никогда не лукавила.
Мама уехала на следующее утро после их разговора, и с тех пор единственные звуки, которые раздавались в По?линой квартире на Оболони, рождались под ее пальцами. Она снова стала играть часами напролет, как если бы ничего не случилось, отключая себя от настоящего мира, ставшего в один миг черно-белым. Мир музыки все еще оставался цветным, в него она и ускользала. Но там тоже теперь жила только наполовину.
На подоконник с неба слетела чайка и поглядывала на нее одним глазом, бродя за стеклом, отчего Полине было слышно ее негромкое «топ-топ-топ» из приоткрытой на полупроветривание форточки. Улица в это время еще спала. Рано.
А Полина еще через мгновение вспомнила, почему у нее болит. Сглотнула уже привычно подступившую панику. И подумала, что надо померить температуру – ее последнее время лихорадило. Даже тогда, когда казалось, что она успокаивается. Проходило несколько минут, и тело снова бил легкий озноб. При ее работе – никуда не годится. А работа – это единственное настоящее. Музыка же не предает?
О причинах предательства она не думала. Их не было. И это единственное, что у нее еще хоть как-то получалось, чтобы не сойти с ума.
Поднявшись с постели, она добрела до кухни, сварила кофе, как каждое утро, и вздрогнула от непривычного звука – звонка в дверь.
- Никого нет дома, - пробормотала Полина и уселась на подоконнике – этот, кухонный, был свободен и от чаек, и от нахальных голубей.
Но пришедший не унимался. Позвонил снова. К тому же, в глубине квартиры стал надрываться телефон.
Она нехотя сползла с окна и пошла на поиски агрегата. Глянула на экран. Звонил Стас. В который уж раз за последние дни. Она потерла лоб и решительно приняла вызов.
- Голову пеплом я посыпать не буду, не надейся, - сказала Полина вместо приветствия.
- Так уж и быть, не посыпай, - прорычали на другом конце. – Но дверь ты открыть можешь? Ты дома?
- Чего?
Вместо ответа снова зазвучал звонок в дверь. Уверенный и четкий. Как Штофель.
Его она и увидела перед собой, когда открыла.
- Каким ветром? – поинтересовалась Полина с усмешкой. Стас умел появляться неожиданно – или присутствовать всегда. Он стоял перед ней без багажа, заметно небритый, но выглядел, как и обычно, – будто бы пришел из соседней квартиры, а не пересекал Атлантику, где должен был сейчас находиться вместе с Лёнькой. К слову, Лёньки при нем не наблюдалось.
- Возможно, я открою тебе страшную тайну, драгоценный мой министр, - заговорил он, - но самолеты работают на авиадвигателях, а не с помощью ветра.
Полина отошла в сторону, пропуская его в квартиру.
- И зачем тебя принес авиадвигатель?
- У меня не получалось тебя предупредить, потому что ты не отвечала на звонки. Прости, я пытался. Нам надо поговорить.
- С твоей точки зрения, нам все время надо разговаривать. Лёнька где?
- Остался в Нью-Йорке с няней.
Стас по-хозяйски прошел на кухню. Осмотрелся. Очевидным было то, что и другие комнаты он тоже с удовольствием бы посетил, но пока решил погодить. Сел за стол. Сложил домиком ладони.
- У тебя кофе пахнет. Можно? Я до черта спать хочу.
- Конечно, можно, - Полина принялась готовить, а после, поставив перед ним горячую, дымящуюся чашку – как он любил – присела перед ним за стол и спросила: - Что такого важного заставило тебя примчаться?
- У большинства моих самых идиотских поступков одна причина. Полька зовут. Ходячая проблема, которую я сдуру подобрал уж не помню где. Киев, кстати, увешен твоим кукольным личиком.
- Сам ты кукла! – буркнула она. – Еще и со склерозом.
Штофель усмехнулся. Отпил кофе, поморщился. Если присмотреться к нему сейчас, не в полумраке прихожей, а на ее освещенной солнцем кухне – он и впрямь казался уставшим. И даже, пожалуй, теперь уже тянул на свой возраст.
Не глядя на нее, Стас встал, сунул руки в карманы, оставив в покое свое кофепитие. И дошел до окна.
- Когда я покупал тебе эту квартиру, я не знал, что ты сюда от меня будешь сбегать, а не просто временами работать, - сказал он. – Но вид хороший. Мне еще тогда понравился.
- Мне тоже нравится, - согласилась Полина и спросила с нарастающим беспокойством: – Стас! Что случилось? Ведь что-то же случилось?
- Мы с Лёнькой периодически зависаем на Ю-тубе, - после недолгой паузы, заговорил Штофель. – Он смотрит видосы с мамой, а я рядом сижу, работаю. Позавчера клип смотрели. С твоим бывшим и тобой, - он порывисто обернулся к ней, но всего на мгновение, будто бы желая скрыть свою растерянность, после чего снова вернулся к изучению вида из окна. – Я пытался понять, что это значит, а ты трубку не брала.
Полина в ответ нервно рассмеялась, отхлебнула кофе и проговорила:
- Что ж вам всем так неймется! А с тобой мы вообще в разводе. И я могу сниматься в клипах, с кем захочу.
- Как он к тебе относится? – продолжал гнуть свое Штофель.
- Кто?!
- Иван Мирошниченко. Как он к тебе относится?
- Хорошо, - сказала Полина и посмотрела на Стаса с подозрением. – А что?
- Хорошо! – повторил он за ней. И снова вернулся к столу, притягивая к себе чашку. По всему видно было, что не решается произнести вслух что-то, что так и рвется из него. Потом шумно выдохнул, поднял глаза и спросил: - Тебе так ничего и не сказали?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!