Тингль-Тангль - Виктория Платова

– Я ничего не понимаю, – в голосе паука слышитсяотчаяние, как будто бы он тоже пытается избавиться от ветра, которого нет.

Ничего удивительного, в затхлой жизни паука всегда царилобезветрие.

– Мне нужна помощь, – тупо повторяетВаська. – Зайди в мастерскую, и ты все поймешь…

Последняя часть последней фразы была чистой импровизацией,насколько это понравится Ямакаси – неясно.

Видимо, не слишком, раз он выхватывает из Васькиной рукимобильник и жмет на кнопку отбоя.

– Ну что? – хмуро спрашивает Васька.

– Отлично. Просто отлично. Ты была великолепна.

– Правда?

– Неподражаема.

– Лихо я развила тему про мастерскую?

– Нет слов, кьярида миа!

Мобильник чрезвычайно понравился Ваське. До сих пор у нее небыло такой игрушки: не потому, что она была не в состоянии купить ее. Ведь дажебомжи пользуются услугами мобильной связи, такие нынче пошли времена. Вотсутствии у Васьки мобильника виновато вовсе не безденежье, а комплексы,связанные средкой психологической особенностью. Что, если телефонная навигацияокажется для нее китайской грамотой? Что, если она не справится с управлением?

Опыт последних двух минут показал: не так все и сложно, арасположение кнопок на панели можно просто запомнить; положительно, Васькехотелось бы иметь телефон.

– Симпатичная штука, – Васька кивает в сторонумобильника.

– И недешевая, – подтверждает Ямакаси.

То, что происходит потом, объяснить логически невозможно: онжмет на заднюю панель телефона, вынимает из него сначала миниатюрныйаккумулятор, а затем еще более миниатюрную сим-карту и с силой швыряетмобильник о стену.

Пластмассовые осколки разлетаются в разные стороны, сверкнувнапоследок ослепительными брызгами.

– Зачем ты это сделал? – Васька чуть не плачет.

– Так было нужно. Это тоже часть плана.

Ямакаси снова привлекает Ваську к себе и рассеянно целует.

– Ты, наконец, объяснишь мне, что происходит?

– Да. Теперь самое время, кьярида миа…

* * *

…Сколько лет она не входила сюда?

Семь.

За семь лет в организме полностью изменяется состав крови(сведения, почерпнутые в бесплатной газете «Мой район», Мика берет ее всоседнем гастрономе, ей, как всегда, достается последний, не слишкомпрезентабельный экземпляр с лотка).

«Мой район» – самая полезная газета в мире.

Там можно найти разнообразную информацию по коммунальнымплатежам и по субботнему шоппингу, там работают несколько горячих линий поюридическим, медицинским и правовым вопросам, там печатают милейшиенеобязательные impressions[39] анонимных Кэрри Брэдшоу. Вершинаподобных откровений выглядит абсолютно по-гамлетовски: «Верить ли на словопродавцу?» Каждый раз, открывая газету, Мика надеется, что обнаружит там хотьстрочку о взаимоотношениях двух сестер, у которых нет никаких взаимоотношений.

Две сестры, находящиеся в состоянии холодной войны друг сдругом, вещь не слишком актуальная.

Две сестры, влюбленные в одного и того же человека,заинтересовали бы гораздо более широкий круг читателей, но таким историям впозитивно-информационном «Моем районе» не место. «СПИД-Инфо» – другое дело,канареечный журнал «Отдохни» – другое дело, подметный листок «Новостикриминала» – другое дело; да, «Новости криминала» определенно подойдут.

То, что она собирается сделать – преступно.

И во всем виноват этот парень.

До самого последнего времени он оставался этим парнем, назватьего Васькиным парнем у Мики не поворачивался язык. Назвать его Васькиным парнемтак же нереально, как назвать себя Конни, Труди или все той же Кэрри Брэдшоу,тем более что у Кэрри – кривые ноги, и ничто – ни владение английским языком,ни проживание на Манхэттене, ни широко разрекламированная связь с потускневшимтанцором Михаилом Барышниковым – не сделает их ровнее.

Мика страшно сожалеет, что ее зовут не Конни и не Труди, ине Кэрри Брэдшоу-кривоножкой, и что она живет не на Манхэттене.

У нее был шанс уехать в Германию с Ральфом Норбе и шансуехать на Таити все с тем же Ральфом Норбе, но она, идиотка, им невоспользовалась.

Ах, как было бы прекрасно очутиться на Таити – прямо сейчас!

Ах, как было бы прекрасно проснуться в собственном Wohnhaus[40] в предместье Ульма или Равенсбурга, под пениеполиткорректных соек, дождаться кофе, принесенного верным Ральфом прямо впостель, и потребовать от него поездки в Швейцарию на Ruhetagen[41].

А она научилась вставлять в речь немецкие слова, ну надо же!И семи лет не прошло.

Чем бы они с Ральфом занялись в Швейцарии?

Одним глазком посмотрели бы на Цюрих. Одним мазкомпосмотрели бы на Берн. Одним глазком взглянули бы на Женевское озеро. А потомона потребовала бы от Ральфа brissago.

Что такое бриссаго, не совсем ясно. То ли городишко сназванием Бриссаго, то ли табачная фабрика Бриссаго в городишке с названиемБриссаго, то ли название сигар Бриссаго, которые выпускаются на табачнойфабрике Бриссаго в городишке под названием Бриссаго.

В самое сердце сигары brissago вставлена травяная лучинка,и, прежде чем раскурить сигару, ее необходимо вынуть. Табак в сигаре brissagoтемный, тягучий, приятный на вкус.

Ральф конечно же откажется от сигары и от ознакомительноготура по табачной фабрике Бриссаго – тогда Мика с легким сердцем отпустит егопогулять по самому городишке Бриссаго, пусть наслаждается камелиями, глициниямии магнолиями, которые увивают старинные виллы.

А она будет наслаждаться сигарой, не забыв предварительновынуть лучинку.

Над ней будет подниматься струя совсем не вонючего, асладковатого дыма, и в его клубах она вдруг увидит волшебные письмена:

Пака-хопе

Пака-ити

Пака-нуи

Матаио-аниата,

а еще кофати, фашина, хику-ату, ваи-о-кена, поэ-поэ,тии-нути-ои, пакека.

Во всем мире не найдется слов чудеснее.

Вырвавшись вместе с клубами дыма на свободу, волшебныеписьмена коснутся Микиного лба, и Микиных глаз, и Мининых губ, и онаобязательно вспомнит о поцелуях этого парня, как о самом прекрасном, что было унее в жизни. Нет, она не будет плакать: когда вспоминают о прекрасном – неплачут. Легкая щемящая грусть – вот единственное достойное воплощениевоспоминаний о прекрасном.