Серебряный шрам - Андрей Дышев
Шрифт:
Интервал:
Когда я открыл глаза, то увидел, что по белому потолку разгуливает жирная муха. Сначала она довольно резво бежала к шнуру, на котором висел светильник, потом развернулась и пошла в обратную сторону, но скоро остановилась, раздумывая, стоит ли продолжать путь в этом направлении. Вот ведь какая тварь, подумал я, вся ее жизнь – набор бессмысленных движений. Очень похожа на мою…
Я повернул голову и увидел Бориса. Он сидел в кресле за журнальным столиком ко мне боком и энергично жевал. Рядом – вскрытая консервная банка, полбулки белого хлеба, стакан и бутыль с пестрой этикеткой.
Кажется, мы находились в гостиничном номере «Таджикистана», где так драматично начиналась история с прогулкой в Афган. Балконная дверь была настежь открыта, теплый воздух струился по комнате, колыхалась штора. В Душанбе – бархатный сезон.
Я пошевелил руками и ногами, проверяя свои возможности. Скрипнула кровать. Борис вздрогнул и повернулся ко мне.
– Живой? – спросил он, судорожно проглатывая кусок хлеба. – Ну ты горазд спать! Знаешь, сколько прошло с того времени, как ты изображал прицеп к «Фольксвагену»? Двое суток и… – он посмотрел на часы, – …и четыре часа.
– Где Валери? – спросил я.
Борис, казалось, не услышал вопроса. Он встал с кресла, плеснул в стакан немного из бутыли и поднес стакан мне.
– Прими.
– Что это?
– Микстура. А точнее, коньяк местного производства.
– Разве в Таджикистане производят коньяк?
– Ты представляешь! – пожал плечами Борис. – И я думал, что не производят. А вот ведь как оказывается.
Я проглотил пойло, но не почувствовал ни вкуса, ни запаха.
– Так бывает, – сказал Борис. – Тебя по балде слишком много били.
Я откинул одеяло и посмотрел на свое тело. Все, как и прежде, только обе ноги, начиная с колен и выше, замотаны бинтом.
– Тебя малость пронаждачило, – сказал высококвалифицированный врач. – К счастью, до детородного органа не дошло.
– Борис, почему ты не хочешь мне сказать, что с Валери?
Он вздохнул:
– Потому что я не хочу, чтобы ты излишне волновался.
– Вот после этих слов я от волнения точно сойду с ума.
– Да ты, в общем-то, и так уже давно сошел. Разве нормальный человек по своей воле вляпается в такую историю?
– Борис!
– Ну жива она, здорова. Огромный привет тебе передавала.
– Где она?
– Далеко, дружище. К счастью, далеко.
– В Перу?
– Да. Она вместе с Глебом вылетела в Москву вчера утром. А оттуда они полетят в Лиму.
Я застонал и вжался лицом в подушку.
– Ну вот, – проворчал Борис. – Я же говорил, что ты будешь волноваться.
– Да пошел ты!.. – огрызнулся я.
– Хочешь еще вмазать?
– Хочу!
Борис налил мне полный стакан. Я пил его, и слезы лились по моим щекам.
Потом он протянул мне лист бумаги, сложенный вчетверо.
– Что это?
– Письмо от нее.
Я развернул лист и сразу узнал эти неровные, почти печатные буквы. Валери уже как-то писала мне письмо. Тогда, в бархатный сезон на море, когда я вместе с корейцем причалил к опустевшей яхте. Помню его почти наизусть: «Дорогой капитан! Нам было очень неприятно узнать, что вы сегодня утром совершили преступление – ограбили инкассатора из казино "Магнолия"…» Господи, неужели это писала она?
«Дорогой, милый Кирилл! Вот и пришла та минута, которой я так боялась, – мы с тобой расстаемся. Мне плохо. Ты без сознания, и я могла лишь поцеловать твои холодные губы. В последний раз. Слезы льются рекой. Мы как звери – есть чувства, но только они; нет слов, нет будущего, нет клятв. Прости меня, прости меня, прости меня! У меня уже нет права на то, чтобы ты верил хотя бы одному моему слову. Я очень много раз обманывала тебя и заслужила твое недоверие и презрение. Потому не буду рассказывать тебе свою историю – она совершенно неправдоподобна и из моих уст будет выглядеть как неумелая выдумка. Борис – замечательный друг, и я по-доброму завидую тебе, что у тебя есть он. А у меня был ты, но судьба отобрала. Я люблю тебя, я схожу с ума при одной мысли, что мы больше никогда не увидимся. Наверное, это наказание господне за все мои грехи. Прощай, мой любимый, единственный, мой благородный капитан!
Твоя Валери».
Я трижды перечитал письмо.
– Она была здесь?
– Была, – ответил Борис.
– Как она выглядела?
– Хорошо.
– Плакала?
– Ну, если ты серьезно относишься к женским слезам, то да.
– А где сидела?
– На этом кресле.
– И ты не мог привести меня в чувство? Ты, черт тебя подери, многоопытный медик, не мог привести меня в чувство? Сунуть под нос нашатырь? Или еще какую-нибудь гадость? Тебе трудно было это сделать?
– Не шторми. Закрой рот, а то кишки простудишь.
– Тебе только утопленников в чувство приводить.
Мир вдруг изменился. В нем не стало одной очень существенной детали. Он утратил центральную связку, и вся его гармония и целостность рушилась, сыпалась слой за слоем, как карточный домик. В этом мире уже не было места для моих чувств, и они барахтались в пустоте, отторгаясь от всего, что их окружало, и не могли найти опору. Душа ныла. Больно, как было больно мне!
– Вот и все, – произнес я, глядя в потолок, на упитанную муху, которая все еще пребывала в глубоких раздумьях по поводу своего дальнейшего продвижения.
– Боюсь, что еще не все, – по-своему понял мои слова Борис. – Тебе очень опасно здесь находиться, а борт в Москву только завтра. Твой сослуживец Локтев, командир полка из Куляба, помог записаться.
– Мария Васильевна, дежурная по этажу, жива?
– Да, она была в милиции и давала показания.
– Тогда в чем опасность?
Борис ответил не сразу.
– Видишь ли, Локтев мне кое-что рассказал… Но об этом потом. А самое неприятное – картавый пропал. Пока его не нашли.
– Это невозможно, – усмехнулся я. – Это бред. Мистика! Ты, как медик, должен понимать, что человек, которому выдавили глаз и загнали палец в мозг, жить не может.
– Ты говоришь страшные вещи, – не сводя с меня глаз, ответил Борис. – Если это так, как ты говоришь, то мы имеем дело с сатаной.
Я раньше не замечал, что Борис настолько суеверен.
– Кто бы он ни был, – ответил я, – ему на этом свете жизни не будет. Либо он, либо я.
– Он будет искать тебя.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!