Адское Воинство - Фред Варгас

Отец! Скрывай своих ты чресел порожденье,

Знай: явится оно, чтобы свершить отмщенье, —

пробормотал Вейренк и бросил очередное яблоко.

— Хотя, возможно, граф больше не захочет это скрывать. Ведь уже год назад старик Вальрэ снова поднял голову: решил повторно жениться на Лео. Исправить то, что совершил когда-то по малодушию. Всю свою жизнь он проявлял покорность, он сознает это и хочет взять реванш. Возможно, не только за себя, но и за детей.

— Каким образом? — спросил Вейренк, бросив седьмое яблоко.

— Упомянув их в завещании. Разделив наследство на три части. Думаю, Вальрэ так и сделал, и после его смерти Иппо и Лина будут признаны его детьми и законными наследниками. Я в этом уверен так же твердо, как в том, что морской анемон — не моллюск.

— Очевидно, при жизни у него на это не хватит смелости.

— Да, похоже. Что это ты кидаешься яблоками?

— Целюсь в нору полевки. А почему ты так уверен насчет завещания?

— Прошлой ночью в лесу я вдруг понял.

Можно было подумать, что именно лес нашептывал Адамбергу верные решения. Вейренк решил не обращать внимания на видимую нелогичность этого ответа, столь типичную для Адамберга.

— Какого черта ты делал в лесу?

— Я прошелся по Бонвальской дороге. Там были кабаны, олень и еще сипуха. Это птица, верно? Не ракообразное и не паук.

— Да, птица. Сова, которая сопит, как человек.

— Точно. Скажи, зачем ты обстреливаешь яблоками мышиные норки?

— Это такая игра. Вроде гольфа.

— Но ты еще не попал ни в одну лунку.

— Да. Ты хочешь сказать, что, если Вальрэ завещал свое имущество троим детям, это меняет все. Но, заметь, только в том случае, если кто-то в курсе дела.

— Кто-то точно в курсе. Дени де Вальрэ не любит отчима. И наверняка давно уже следит за ним. Возможно, мать когда-то предупреждала Дени, чтобы тот не дал себя обделить из-за двух выродков, нагулянных от горничной, не уступал им две трети наследства. Меня очень удивило бы, если бы он не знал, что написано в завещании графа.

Вейренк отложил заготовленную пригоршню яблок, налил себе вторую чашку кофе и протянул к Адамбергу руку за сахаром.

— Я про сахар уже слышать не могу, надоело, — пожаловался комиссар, передавая ему кусочек.

— Ну, теперь ты можешь о нем забыть. Сахар, который давали Лоду, навел тебя на мысль о сахаре, который Кристиан Клермон безуспешно предлагал своему лабрадору. И все, круг замкнулся.

— Будем надеяться, — ответил Адамберг, нажимая на крышку коробки с сахаром. — Плохо закрывается. Надо ее перехватить резинкой. Так делает Лео, мы должны следовать ее прихотям. Когда она вернется, надо, чтобы все здесь было как при ней. Данглар уже приложился к бутылке с кальвадосом, пора остановиться. Итак, я уверен, что Дени не моллюск и что он уже ознакомился с завещанием Вальрэ. Возможно, он заглянул туда еще год назад, после того как Вальрэ взбунтовался. Смерть графа обернется для этого типа финансовой и социальной катастрофой. Виконт Дени де Вальрэ, оценщик престижного аукционного зала в Руане, окажется братом двух крестьян, братом шестипалого психопата, братом сумасшедшей, которую преследуют галлюцинации, и пасынком развратного отчима.

— Значит, ему необходимо избавиться от молодых Вандермотов. Это непростое решение.

— Как сказать. Скорее всего, виконт впервые встретился с Вандермотами, когда они были еще совсем маленькие. Думаю, он сразу же инстинктивно начал их презирать. Возможно, ему даже кажется, что их устранение будет правомерным. И, если рассудить здраво, не таким уж трагичным. Не более трагичным, чем для тебя — обстрел мышиных норок.

— Да я потом извлеку оттуда яблоки.

— Во всяком случае, куда менее трагичным, чем перспектива потерять две трети наследства и положение в обществе. Ставка слишком велика.

— У тебя на плече сидит оса.

— Насекомое, — уточнил Адамберг, смахнув осу.

— Точно. Да, если Дени знаком с завещанием — если, конечно, завещание существует, — он не просто презирает Вандермотов, он их ненавидит.

— И живет с этой ненавистью уже год или даже больше. Мы ведь не знаем, когда граф составил завещание.

— Но Иппо и Лина живы и здоровы. Погибли другие люди.

— Знаю, — сказал Адамберг, отодвигая подальше коробку с сахаром, как будто ему было противно на нее смотреть. — Наш убийца действует не под влиянием мгновенного импульса. Он размышляет, он все просчитывает заранее. Избавиться от Иппо и Лины, действуя напрямую, было бы опасно. Представь, что кто-то знает об их происхождении. Если Данглар додумался до этого, проведя в Ордебеке всего два дня, то наверняка и другие могли догадаться. Поэтому Дени и не решается поднять на них руку. Ведь если умрут Вандермоты, подозрение неизбежно падет на него.

— Лео точно его заподозрит. Она заботилась об Иппо и Лине, когда они были маленькие, и она знает графа уже семьдесят лет.

— Это Дени разбил ей голову. Но если так, нападение на Лео не связано с тем, что она случайно увидела в лесу. Теперь у тебя оса.

Вейренк подул на плечо и перевернул свою кружку вверх дном, чтобы остатки подслащенного кофе не привлекали насекомое.

— Ты тоже переверни свою, — сказал он Адамбергу.

— У меня там не было сахара.

— Я думал, ты пьешь кофе с сахаром.

— Я тебе сказал: сейчас сахар мне действует на нервы. Сахар вроде бы не насекомое. Но он все время вертится вокруг меня, назойливый, как осиный рой.

— Надо думать, — сказал Вейренк. — Дени дожидался удобного момента, чтобы избавиться от Вандермотов, не вызвав подозрений. И такой момент представился, у Лины было видение.

Адамберг оперся о яблоню, почти повернувшись спиной к Вейренку, который опирался о ствол с другой стороны. Было половина десятого утра, и солнце уже начало припекать не на шутку. Лейтенант закурил и через плечо протянул сигарету Адамбергу.

— Да, момент просто-таки идеальный, — согласился комиссар. — Когда трое «схваченных» умрут, гнев перепуганных жителей Ордебека падет на Вандермотов. На Лину, посредницу между живыми и усопшими. И на ее брата, у которого, как всем известно, когда-то были дьявольские шестипалые лапы. В такой ситуации убийство Вандермотов никого не удивит, а подозрение может пасть на половину местных жителей. Все сразу вспомнят историю тысяча семьсот какого-то года, когда толпа подняла на вилы некоего Бенжамена. Это он назвал «схваченных» по именам, и, чтобы остановить череду смертей, люди решили убить его.

— Но мы живем не в восемнадцатом веке, сейчас другие методы. Иппо и Лину не станут поднимать на вилы посреди площади у всех на виду, это должно произойти как-то иначе.

— Итак, Дени убивает Эрбье, Глайе и Мортамбо. Эрбье застрелен из обреза, против остальных он применяет старинное оружие, чтобы нагнать еще больше страху на суеверных людей. Кстати, тебе не кажется, что такой человек, как Дени, вполне может состоять в элитарном клубе стрелков из арбалета?