Маруся. Столичные игры - Галина Гончарова

Две противоположные стихии не уживутся в одном теле, они просто разорвут его на части. Плюс и минус не могут быть рядом…

Но как тогда?!

Из бесплодных размышлений его вывел голос врача.

– Господин Благовещенский?

– Да?

Александр встал, разглядывая обратившегося к нему мужчину. Доктор, лет шестидесяти на вид, высокий, светловолосый, худощавый – такие до старости мальчишками выглядят. Вот и этот смотрится несерьезно, след от очков на переносице трет, а пальцы длинные, тонкие, нервные. И несколько капель крови на одежде…

Маша?

Кольнуло сердце.

– Она…

– Жива.

Александр выдохнул так, словно пробежал те самые марафонские сорок километров. С другой стороны, доктор не выглядел слишком радостным…

– Но?!

– Я бы не питал необоснованных надежд.

– Что с ней?

– Сложно сказать. Мария Ивановна – маг земли, верно?

– Проявленный, сильный, умеющий работать со своей силой, – согласился Александр.

– Это ее и спасло. Спасает…

– Вы не могли бы выражаться яснее?

Александр начал терять терпение. Да сколько ж можно ему нервы мотать?

То жива, то неизвестно…

Да вашу ж… так! И этак тоже!

Доктор явно почувствовал злость собеседника, потому что покачал головой.

– Не сердитесь Александр Викторович. Все достаточно сложно. У Марии Ивановны многочисленные внутренние повреждения, картечь ее буквально нашпиговала, если можно так сказать… часть внутренних органов должна была давно отказать. Сильное кровотечение – нам удалось его остановить и более-менее стабилизировать состояние, но мы в безвыходной ситуации. Если не вынуть картечь – она умрет от сепсиса. Если начать ее вынимать – она умрет от болевого шока и кровопотери. Чудом не задеты ни мозг, ни сердце. Но остальные внутренние органы… сейчас ее жизнь поддерживает только ее личная магия.

– И насколько ее хватит?

Доктор пожал плечами.

– Сутки? Двое? Вряд ли больше. Когда от картечи начнется нагноение, магии будет требоваться все больше и больше, а человеческое тело имеет свой предел сил.

Александр сжал кулаки.

– Я могу ее увидеть?

– Да, разумеется. И… если у нее есть родные и близкие, они тоже могут приехать.

– Есть. Родные, близкие, дети…

– У нас есть специальные палаты для родственников. Вполне комфортные. Придется, конечно, оплатить свое пребывание, но это недорого…

Александр едва сдержался, чтобы не ударить.

Он понял, какое слово было не произнесено.

И ненадолго.

Фактически Машенька уже приговорена. Счет идет даже не на дни – на часы.

– А если поддерживать ее магией?

– Это возможно, но бессмысленно, – развел руками доктор. – Все опять упирается в картечь, которая осталась в ее теле. Извлечь ее мы не можем, так что… вы просто продлите ее агонию, и это будет… печальное зрелище.

– А если по одной картечине? Извлечь, заживить, восполнить магию и кровь…

– Мы думали и над этим. К сожалению, мешает их число.

– Число?

– Идемте, Александр Викторович, – вздохнул доктор, понимая, что проще показать, чем объяснить. – Идемте. Я вам все покажу.

Благовещенский набросил поданную ему стерильную накидку и прошел в палату.

* * *

Маша лежала на кровати.

Непривычно бледная, словно ее густо посыпали толченым мелом. И на этой матово-белой коже резко выделились ресницы, брови… а вот губы почти слились с кожей. Словно во всем теле не осталось лишней кровинки.

– Очень большая кровопотеря. Боялись – не успеем…

Александр присел рядом.

– Машенька…

Взял в ладони тонкую кисть и…

Только сейчас он увидел.

Увидел по-настоящему и выругался, как вообще-то не стоило бы.

Девушка вся была покрыта ранками. С головы до ног. Рука – там, на площади, она была просто окровавлена, он и не мог себе представить, что все будет так ужасно.

Все тело словно испещрено язвочками. Красными, черными, круглыми и непонятной формы, с запекшейся в них кровью… но и на простыне кровь была. Видимо, прорывалось иногда.

– Металл – внутри. Мы просто не можем его убрать. Его величество уже спрашивал, но это невозможно, – развел руками доктор.

И Александр понимал это.

Если бы дело было на войне, он предложил бы подарить солдату легкую смерть, но это не солдат. Это Машенька, его Маша, его девочка, которая вот так… которая спасла их всех. А сама не убереглась.

Не смогла.

Кто-то должен погибнуть, чтобы жили все остальные?

Ну и ублюдочная же это философия!

Александр осторожно погладил израненную руку.

– Она не приходила в себя?

– Что вы! Это невозможно! Подозреваю, она и жива только потому, что без сознания.

– Разве?

– Приди она в себя – тут же умерла бы от болевого шока.

Александр молча признал правоту доктора. Маша была одета в больничную рубашку на завязочках спереди и сзади, чтобы легко было получить доступ к ранам…

– Остальное тело… так же?

– Да. И в чем-то хуже, здесь все-таки нет жизненно важных органов. Мышцы, нервы, но все же… а вот туловище… на ней живого места нет. Чудом сердце не затронуто, чудом она еще жива. Чудом.

Александр поежился. Но что, что можно было сказать?

Только одно.

– Я отправлю письмо ее родным. И давайте я оплачу палату…

– Хорошо. Я сейчас вернусь.

Доктор деликатно вышел, давая Александру пару минут побыть рядом с любимой женщиной. И Благовещенский не выдержал.

Поднес тонкую руку к губам, прижался лицом к израненной кисти.

– Машенька… какой же я идиот! Сколько времени мы потеряли!!!

Горячие слезы текли по лицу, впитывались в простыню…

Маша, Машенька… неужели – все?

И все закончится вот так?!

За что?!

Господи, если ты слышишь, да за что же это!? За что – ее?!

Ну переиграй ты все, возьми меня, брось кости другой стороной, что тебе, всемогущему, стоит? Чтобы я успел закрыть ее, чтобы все это досталось – мне.

И уходить было бы не страшно, зная, что она жива останется.

А сейчас?