Заговор Горбачева и Ельцина. Кто стоял за хозяевами Кремля? - Александр Костин

Так ли это — сказать трудно. Вполне возможно, что роль Ельцина в очередной раз преувеличивается. Борис Николаевич и его окружение частенько страдают мюнгхаузеновским синдромом.

Журналист иркутской «молодежки», бравший в 1988 году одно из первых интервью у Ельцина, вспоминает, как тот ляпнул, что это именно он, Борис свет Николаевич, остановил промышленные стоки в Байкал, перекрыв трубу.

«Но мы-то знали, что заслуга была не совсем его», — до сих пор удивляется иркутский (сиречь тамошний, байкальский) корреспондент.

А когда, с другой стороны, мог Ельцин заниматься текучкой, если погружен был в совсем другие проблемы.

Работавший тогда зам. начальника одного из главков Госстроя Иван Сухомлин рассказывал журналистам:

«Госстроевские дела Бориса Николаевича совершенно не интересовали. И если он что-то и делал, то — формально, не вникая в суть… На совещаниях он просто зачитывал подготовленную ему справку, давал поручения тому или другому работнику и больше не возвращался к этому вопросу… Его неделями не было в Госстрое: то болел, то ездил куда-то, то неизвестно чем занимался»[235].

То же самое, почти слово в слово, говорит и Михаил Полторанин:

«В Госстрое он вообще не работал! Я к нему приезжал, он так радовался, что живой человек зашел»[236].

Особенно радовался Борис Николаевич, когда его навещал бывший телохранитель А. Коржаков, который делал это регулярно — либо один, либо с его бывшими водителями. Сам Александр Коржаков об этих встречах вспоминает с теплотой:

«Наступило 1 февраля 89-го года — день рождения Бориса Николаевича. Ко мне подошел Суздалев (бывший телохранитель Ельцина. — А. К.): «можно я вместе с тобой пойду поздравлять шефа?» И мы пошли вдвоем. Долго раздумывали, что принести в подарок. Ничего оригинального не придумали и купили большой букет цветов. В феврале они стоили дорого, но нам хватило денег и на цветы, и на спиртное, и на закуску. Радостные, с розовыми от мороза щеками, мы пришли на работу к Борису Николаевичу — в Госстрой. В первое время после пленума Ельцин пребывал в депрессии, но через несколько месяцев переборол хандру. Он уже готовился к выборам в депутаты Верховного Совета СССР, развернул агитационную кампанию, давал интервью журналистам. Нашему появлению он искренне обрадовался — крепко обнял, похвалил цветы. Отношения между нами после всего пережитого стали почти родственными. Если я приходил к Борису Николаевичу домой, то вся семья бросалась целоваться. И не было тогда в этой радости ни грамма фальши.

В Госстрое, в комнате отдыха министра, накрыли стол. Гости приходили и уходили, приносили подарки, цветы, говорили Борису Николаевичу теплые слова. Лев Суханов, новый помощник Ельцина, захватил из дома гитару, и мы, как в молодые годы, пели и наслаждались дружеским общением. Тосты произносили за будущее шефа.

Тогда никто и мысли не допускал о президентстве, Борису Николаевичу желали пройти в депутаты. Я никогда не боялся, что меня, офицера КГБ, уволят за неформальное общение с Ельциным. Если же меня упрекали коллеги: «Как же ты можешь встречаться с Ельциным, ведь он враг Горбачева?» — я отвечал: «Но не враг народа. Он член ЦК КПСС, министр, наконец. А врагов министрами не назначают». Хотя про себя думал, что из опалы Ельцину не выбраться никогда. Горбачев был молодым Генеральным секретарем, и никто не предвидел ни распада СССР, ни добровольного ухода Михаила Сергеевича с высокого поста. Карьера Бориса Николаевича, как нам всем казалось, могла быть связана только с депутатской деятельностью. Если произойдет чудо, то он станет Председателем Верховного совета СССР. Но тогда, в Госстрое, мы лишь хотели морально поддержать симпатичного человека, который совершенно несправедливо пострадал.

На дне рождения мы так замечательно погуляли, что именинник домой не попал — сонные и пьяные мы расстались только под утро»[237].

Кстати, веселые и задушевные встречи А. Коржакова со своим бывшим шефом закончились для него довольно печально. Он был уволен из органов с минимальной пенсией и пожеланием — как можно «побыстрее вымести его из Комитета поганой метлой». «Особенно, — вспоминает А. Коржаков, — не понравились начальству тосты, которые я произносил за Бориса Николаевича. У опальных коммунистов, оказывается, не должно быть перспектив на будущее»[238].

Постепенно Б. Н. Ельцин стал выходить из депрессии, видимо встряски организма, о которых пишет его бывший телохранитель, пошли ему на пользу. Он стал принимать «ходоков», которые устремились к нему со всех концов страны.

Точно Ленин, он принимает каких-то ходоков и калик-перехожих. Чтобы попасть к нему на аудиенцию, достаточно просто позвонить в приемную и попросить его помощника Льва Суханова о встрече.

«Общение с людьми, — признается Суханов, — имело для него буквально терапевтический эффект».

Медицинский диагноз

«Истерия — термин, использующийся для обозначения своеобразного расстройства личности, в основе которого лежит демонстративность, театральность, стремление всегда быть в центре внимания. Люди с истерическими расстройствами в своих действиях рассчитывают в первую очередь на внешний эффект»[239].

Ельцину постоянно требовалась эмоциональная подпитка. Он должен был чувствовать людское признание, массовую любовь, ибо без этого он ощущал себя больным. Никакая работа не могла его вдохновить, если она не была связана с большими массами людей. Бумажная работа его угнетала, любое начатое дело он не доводил до конца. Примером может служить попытка Ельцина реорганизовать систему Госстроя, что само по себе говорит о его незаурядных способностях администратора.

В архиве покойного Льва Суханова сохранился один занятнейший документ: набросок ельцинского письма к предсовмина Рыжкову. (Письмо это так и не было отправлено, потому нигде и никогда не всплывало.)

На пяти листах, исписанных крупным размашистым почерком, Ельцин доказывает, что «Госстрой — это ненужная, бюрократическая надстройка», которую следует упразднить, а вместо него создать некое бюро Совмина по строительству, разбросав добрую половину функций по другим ведомствам. Впервые это неотправленное письмо было опубликовано в качестве приложения в упоминаемой нами книге А. Хинштейна:

«Уважаемый Николай Иванович!

Почти двадцать лет работая в строительстве, а затем и на партийной работе, я пришел к выводу, что Госстрой при наличии министерств не нужен. Сейчас за 8 месяцев работы в Госстрое, внимательно изучая его изнутри: взаимоотношения двух его частей (производственной и старой части, которые не складываются и не склеиваются), взаимоотношения министерств, главков, объединений, советских органов с Госстроем, «полезность» многочисленных его подразделений, бюрократизм аппарата, обилие бумаг, параллелизм и дублирование в работе (коллегия Госстроя — коллегия Министерства — коллегия главка как решение объединения — по одному и тому же вопросу) и т. д. я еще более укрепился в мысли, что Госстрой — это ненужная, бюрократическая надстройка.