Корона за холодное серебро - Алекс Маршалл

Повертевшись некоторое время в постели, Чи Хён силой переключила ум с бесчисленных тревог на куда более приятную тему секса. Боги, духи и демоны, как она тосковала по Гын Джу! Не только поэтому, конечно, но попыткой отвлечься на приятные воспоминания она напоминала себе, сколько месяцев прошло с тех пор, как она целовала своего стража добродетели. Еще недавно она назвала бы любимым стражем Чхве, потом забавного и очаровательного брата Микала, а уж чопорно-официальный страж добродетели шел бы самым последним… но потом она выросла.

Она могла поговорить с Чхве о чем угодно, только не о своих сердечных делах, и хотя обычно находила в брате Микале чудесного слушателя, как быть с тем, что Феннек использует любой секрет к своей выгоде? Если бы Гын Джу не предал ее, было бы с кем поговорить, кому открыться, над кем посмеяться. Помимо прочих занятий, которые можно найти для губ.

Кто бы ей подсказал, что роль Архи-Негодяйки обрекает ее на одиночество?

В командирском шатре рыбоглазый анафема смотрел на Доминго через великолепно накрытый складной стол. Вид обнаженных бледных десен и грязных деревянных зубов монаха мог бы и козла лишить аппетита. Во время той зимней кампании – сколько лет тому назад, вроде двадцать три года? – крестьянская армия Холодного Кобальта зажала Пятнадцатый полк на полуострове, вдающемся в ядовитые болота на границах Эмеритуса; имперцам пришлось окопаться и ждать подкреплений, способных пробить осаду. Доминго был вынужден две недели принимать пищу среди зловонных миазмов. Заполонившие лагерь черные мухи разносили какую-то особую заразу, вызывавшую гангрену, и та расползалась по полку, как воспаление промежности по геминидеанскому борделю, а попытки выкопать отхожее место на этом несчастном клочке земли ничего не давали, кроме луж булькающей слизи, вонявшей еще хуже, чем прочимое яме содержимое. У Доминго остались не самые нежные воспоминания о том событии, но они закалили его желудок. Право же, что за пустяк – присутствие мерзкого монаха-ведьморожденного. А потому барон вгрызся в оленью ногу, лишь мимолетно пожелав анафеме сдохнуть. Лучше бы в немыслимых муках.

– Мои благодарности за приглашение отобедать с вами, барон Хьортт, – сказал брат Ван, отрезая крошечный кусочек деликатеса и кончиком ножа перенося его в рот.

По восторженному выражению на лице жующего Вана Доминго предположил, что даже любимые папские монстры не слишком-то хорошо питаются в своих Норах. Ладно, хоть кому-то нравится – косуля подтухла сильнее, чем предпочитал Доминго. До Кокспара и его кухонь еще далеко. Барон подумал, что следует заново приучить себя к грубой пище, потому что он проведет в столице не больше времени, чем потребуется, чтобы приготовить полк к походу.

– Здесь я полковник, а не барон. И не советую вам на марше питаться где-либо еще, кроме командирского шатра. – Вот уж приятная мысль: неделю за неделей лицезреть эту гнусную пародию на человека, пока та давится все менее вкусным пайком. – Заодно сможем привыкнуть друг к другу. И позаботьтесь о том, чтобы ваши… подчиненные запомнили: нельзя входить без разрешения и обращаться ко мне прямо. Я знаю, что полковая цепь субординации очень сильно отличается от вашей Цепи, но я не смогу простить никакую оплошность, когда мы официально отправимся в поход.

– Ну разумеется, – ответил брат Ван, то ли улыбаясь, то ли нет, – это было демонски трудно понять при отсутствии верхней губы. – Но боевые монахини и монахи, находящиеся под моим началом, более опытны в военном деле, чем я. Заверяю вас, они не причинят никаких неудобств.

«Что за несусветную чушь он несет?! – возмутился Доминго. – Три дюжины трясущих рясами слуг Цепи, большинство к тому же анафемы, приданы Пятнадцатому полку в качестве специального отряда – и это означает „никаких неудобств“? Почему бы тогда не отдать этому мутанту, абсолютному профану в военном ремесле, мой шлем – и пусть командует? Наряду с обычной полевой пайкой солдатам Пятнадцатого придется каждый день глотать обиду: ведь они едут в одной колонне с элитным отрядом ведьморожденных клириков, против которых на многих долгих войнах сражались по всей Звезде, когда старому Шанату взбредало в голову, что на сей раз его великолепно просчитанный удар достигнет цели».

Хотя, пожалуй, он был единственным в полку, кто не привык к их присутствию. Вскоре после того, как Доминго с гордостью передал командование Эфрайну, был заключен мир, и Пятнадцатый, как и все имперские полки, начал пользоваться услугами адептов Цепи. Доминго был вынужден признать, что они демонски полезны в трудных ситуациях. Если вспомнить панику и хаос, которые сеяли цеписты, будучи врагами, несколько крепких боевых монахов и монахинь могут пригодиться теперь в роли союзников.

А ведь еще есть ужасное оружие, доверенное барону папессой И’Хомой. Оно едет в конце каравана в длинном фургоне. Как бы ни уверяла папесса, что оно сто́ит десяти тысяч солдат, на Доминго оно впечатления не произвело, ведь он знал о войне куда больше, чем эта соплюха-первосвященница. И даже если оно в самом деле окажется столь разрушительным, как обещано, все равно неприятно, что для применения этого средства приходится таскать с собой брата Вана. Когда полковнику сказали, что привести оружие в действие может только кто-то из самых доверенных слуг папессы, он решил, что речь идет о военном священнике, причем чисторожденном, памятуя о нескрываемом отвращении И’Хомы к анафемам. И надо же – ее посланник оказался чудовищным помощником одного из кардиналов! Она бы наверняка предпочла отправить самого кардинала, но официальное прикрепление столь высокопоставленного лица к воинскому подразделению могло привлечь внимание шпионов королевы Индсорит. Так что вместо человека-фанатика, имеющего единственный ключ к оружию, способному уничтожить весь Кобальтовый отряд одним ударом, Доминго получил монстра. А впрочем, он не побрезговал бы любыми секретными средствами, лишь бы они не подкачали и помогли одержать победу с минимальными потерями для Пятнадцатого.

Если не всеми средствами, то большинством: демоны тоже бывают полезны на войне. Но никто, похоже, не стремился заручиться их помощью, кроме старых безумцев из Кобальтового отряда. А может, кто-то и стремится, но Доминго об этом не знает. Проклятье, кто же знает, что сделает Черная Папесса, если после нынешней попытки переворота королеву Индсорит заменит папская кукла?

Что не удалось отвратительному маленькому монаху, то сделала эта мысль: у барона вдруг пропал аппетит.

– Сэр! – гаркнули за пологом, который Доминго тщательно завязал своими руками, чтобы не впустить ветер, со свистом летящий с северо-западной оконечности Кутумбанских гор. – Разрешите войти, полковник?

– Разрешаю, разрешаю! – крикнул Доминго, отталкивая тарелку. – Секунду, брат Ван отвяжет дверь.

Был ли прищур анафемы приглашением поразмяться? Доминго живо вообразил, как бьет хлипкого уродца столиком по макушке, а потом прыгает сверху и топчет, плющит мутанта…

Брат Ван впустил капитана Ши.

– Полковник Хьортт, сэр!

Ее тощая фигура напомнила полковнику о дрянной оленине, остывающей на его тарелке, а мрачное выражение лица совпадало с оценкой, которую он дал блюду. Честь была отдана четко, но, учитывая то, что Эфрайн продвинул эту девицу в чине за время его короткого пребывания командиром Пятнадцатого, Доминго не переоценивал ее квалификацию. Тем более что у нее расстегнулась третья пуговица мундира, как у какой-нибудь флотского прыща, распоясавшегося в отпуске на берегу…