На краю империи. Камчатский излом - Сергей Щепетов

Результат превзошел все ожидания – идею немедленно подхватили! Причем не только предводитель, но и «старейшины», кроме Ханея, которому этот парень доводился племянником. Впрочем, и его вскоре захватил общий энтузиазм.

– Двадцать батогов ему! – повелительно провозгласил Харчин.

Назначать экзекуторов не пришлось – человек шесть из молодых кинулись ловить виновного. Быстренько поймали, стащили с него одежду, повалили на землю. Кто-то уже бежал от ясачной избы с пучком батогов – обструганных прутьев толщиной в палец и длиной чуть меньше метра. Вскоре послышались и первые крики боли: «Ни! Ни-и!!» Толпа приветствовала их радостным гоготом.

«И ничего в этом странного нет, – размышлял Митька. – Все то же детское подражание, копирование русских. В глубине души, наверное, им кажется, что если делать „как они“, то и сам станешь „как они“ – то есть удачливым и сильным. Изнасиловали женщин, напялили на себя русские тряпки, напились вина, „отслужили*4 молебен, теперь вот порку устроили – все как у русских! Может, они и своему начальнику начнут раболепно подчиняться – как русские?»

Среди общего веселья Митька выловил Харчина, дернул его за рукав и кивнул в сторону – давай, мол, поговорим.

– Ну, нравится быть большим начальником?

– Нравится, – честно признался Федор. – Мы послали людей по реке, чтобы всем сказали про острог!

– Теперь начнется! – вздохнул служилый. – Будут резать русских, где только встретят.

– Все поселки поднимутся!

– Ну конечно… Ты хоть понимаешь, что, если русские нападут, ваши воины начнут разбегаться?

– Пусть только попробуют! – выпятил грудь ительмен. – Мы убьем всех трусов!

– Да брось ты, – отмахнулся Митька. – Лучше сделай так, чтобы люди тебя слушались, как это у русских бывает.

– Кое-кто может обидеться, может разозлиться, – с сомнением покачал головой ительмен. – Нельзя обижать родственников.

– Нельзя, конечно, – согласился служилый. – Однако ты долго жил среди русских. Неужели не понял, почему они такие сильные и злые?

– Понял, я все понял! – закивал ительмен. – Я крестился, я умею говорить волшебные слова для русского бога! Я…

– Перестань! – грубо остановил его казак. – Что ты как ребенок?! Ты ГЛАВНОЕ уразумел, а?

– Это о чем ты, Коско?

– Главное, чтобы все слушались одного начальника. Главное, чтобы его боялись сильнее, чем любого врага!

– Меня теперь боятся и слушаются! – стукнул себя в грудь ительмен. – Во, слышишь, как Ивожит кричит?

– Хорошо кричит, – признал Митька. – Больно ему…

– Мне тоже нравится! – расплылся в улыбке Харчин. – Надо будет еще кого-нибудь побить батогами!

– Побей… Только по делу, а не просто так. Тебя должны бояться и слушаться все. Понимаешь, ВСЕ! Собери возле себя пяток самых сильных друзей, пусть они наводят страх на всех остальных.

– Да, это правильно! – радостно признал ительмен. – Так я и сделаю! Мы будем всех пороть!

– Уж больно ты грозен, – покачал головой Митька. – Вот посмотрим, сможешь ли ты отобрать у людей то, что они награбили!

– Смогу!

– Ну-ну… Кстати, ружья и порох ты тоже собери в одно место – ни к чему добру по рукам ходить.

– Да, я – главный начальник! – гордо заявил Федор. – Все огненные палки должны быть у меня!

– Вот и действуй, – кивнул служилый. – А я пойду навстречу русским. Попытаюсь напугать их рассказами о войске Федора Харчина. Может, они испугаются и не станут отбивать у тебя свой острог?

– Они убьют тебя, Коско, – как-то сразу погрустнел ительмен. – Но сначала будут долго мучить!

– Может быть, – согласился служилый. – Но я постараюсь для тебя, друг! Чтоб ты стал комиссаром! Только не подведи меня, сделай все как надо.

– Я сделаю, друг! – заверил глава повстанцев.

* * *

Полного контроля над событиями установить, конечно, не удалось. Пока Митька собирался и придумывал, как не попасть в лапы Петрову, в захваченном поселении появились ительмены, приплывшие с низовьев. Они обогнали команду русских, двигавшуюся тем же маршрутом. Митька захотел взять с собой на бат двух гребцов, чтобы иметь преимущество в скорости. В процессе их вербовки выяснилось, что желающих составить ему компанию на переговорах очень много. Тогда он изменил свой план – решил отправиться во главе армады, вооруженной ружьями. Это, кстати, даст возможность собрать захваченное огнестрельное оружие в одну кучу. Началась чехарда с фузеями и винтовками.

Большинство тех, кому они достались при грабеже, пользоваться таким оружием не умели. А те, кто умел… В общем, довольно быстро выяснилось, что всего несколько человек способны с грехом пополам самостоятельно зарядить ружье и произвести выстрел. Да и то при условии, что оно полностью исправно. Скажем, поправить кремень в зажиме или подтянуть пружину ни один ительмен не способен – не потому что руки плохие, а как-то иначе мозги работают.

Внезапно среди всей этой кутерьмы раздались крики, возвещающие о том, что русские на подходе и вот-вот начнут высадку на берег. Почти сразу закричали и с другой стороны – русские идут по берегу!

«Доигрались! – мысленно ужаснулся Митька. – А комиссар молодец – высадил часть людей заранее и пустил их по суше. Если сейчас дружно навалятся, то разгонят всю толпу к чертовой матери!»

Ничего страшного, однако, не случилось. Казаки не атаковали с ходу, да это и невозможно было при здешней обстановке. Однако их приближение послужило сигналом к тому, чтоб ительмены перестали валять дурака и начали торопливо стаскивать за стены острога все, что можно, – еду, оружие, вещи. Русские все не появлялись, и дворы за пределами стен были полностью очищены от какого-либо имущества. Надо сказать, что имущества этого было совсем немного, потому что мало кто из местных обзаводился серьезным хозяйством, предпочитая жить за счет ительменов. Голгоч и Харчин решили сжечь избы, близко расположенные от стен, да и все остальные, если успеют. Митька прекрасно понимал, что это правильный тактический ход, однако воспрепятствовал поджогу – мол, русских не может быть много, мы и так справимся! В конце концов от реки бабахнул выстрел, со стороны церкви – другой. Очевидно, наступающие группы казаков подавали друг другу сигналы. Ительмены забаррикадировали ворота и полезли на крышу ясачной избы и на вратную башню. Лезть вместе с ними Митьке совершенно не хотелось – для полного счастья ему не хватало только засветиться перед служилыми в толпе бунтовщиков. Единственное, что он мог сделать, это в последний момент отловить Харчина и уговорить его не кричать русским, что он теперь комиссар, – дескать, еще не время.

Довольно дружно ительмены трижды проревели боевой клич. В ответ послышался русский мат. На крыше бабахнула фузея, из-за забора ответили. Началось то, что с большой натяжкой можно было назвать перестрелкой. Особо рьяные ительмены стреляли из луков. Чтобы узнать результат, смотреть на поле боя было необязательно. И так ясно, что русские прячутся за ближайшими избами. На таком расстоянии попасть в кого-то стрелой из камчадальского лука крайне трудно, как, впрочем, и из гладкоствольной фузеи. У обеих сторон есть винтовки с нарезами в стволах, бьющие довольно далеко. Однако зарядить такой «винторез» – целая история, а прицельно стрелять на большое расстояние, наверное, никто не умеет. Пальба прекратилась, опять началась ругань. Судя по всему, острог не был окружен, и у Митьки возникла идея.