Перемена климата - Хилари Мантел

— Скорее, несчастливы, — поправил Джулиан. — Свою семью я воспринимаю именно так.

Они двигались в направлении Бернем-Маркет. Не доходя до деревни, Сандра сказала:

— Давай заглянем в церковь.

— Зачем? Дождя вроде нет.

— Там есть одна штука, которая мне очень нравится. Хочу тебе показать.

Железная калитка на травянистом склоне, круглая башня, длинные бледные тени на выжженной траве… Пол внутри храма был неровным, из камня песочного оттенка. Царила тишина, которую нарушало только далекое стрекотание какого-то сельскохозяйственного агрегата. Сквозь чистые окна лился яркий солнечный свет.

— Старые окна погибли в войну, — пояснила Сандра. — Бабушка мне рассказывала.

— Не знал, что у тебя была бабушка.

— Я так ее называла. Женщина из Докинга.

— И кто она была на самом деле?

Сандра пожала плечами:

— Мама не любит вспоминать прошлое. Не знаю, кем был мой отец. Так что откуда мне знать что-то про бабушку, а?

Холод каменного пола проникал в тело сквозь тонкие подошвы. Джулиан огляделся. Массивная древняя купель квадратной формы; в похожую, верно, при крещении окунали его самого. Пожалуй, туда лучше не заглядывать. Но обнаружилось и кое-что любопытное — кафедра темного стекла, изящная и хрупкая на вид.

— Это оно? — спросил Джулиан.

Встал рядом с кафедрой. Не смей ее трогать, сказал он себе; если каждый, кто сюда заходит, будет к ней прикасаться, она развалится. Но можно сделать исключение: кончики пальцев прошлись по фигурам святых отцов в митрах и кардинальских шапочках, по свиткам с надписями в их руках. Стекло отливало темно-зеленым и алым, кое-где отслоилось, и из-под него виднелось дерево, поэтому лица клириков словно раскалывались на две части, нанесенную краской по стеклу и вырезанную в дереве. На стенке кафедры различался нимб, линия, тонкая, как мысль; сам Джулиан не заметил бы ее, если бы Сандра не провела вдоль линии своим пальчиком.

Потом она тронула юношу за руку:

— Смотри, Джулиан. Подойди сюда. Вот что я хотела тебе показать.

В южном приделе она заставила Джулиана повернуться спиной к алтарю. Указала на плиты под ногами и на серый камень, весь в пятнах и царапинах. Как ни удивительно, прочитать надпись на камне не составляло ни малейшего труда.

— Гляди.

Текст гласил:

«В память миссис Теофилии Терлоу, дочери преподобного мистера Томаса Терлоу, приходского священника в Уортеме, Саффолк, из рода бернемских Терлоу. Она оставила сей мир 18 июня 1723 года в возрасте 24 лет. Также в память ее племянницы, Франсес Хибгейм, дочери Джона и Кэтрин Хибгейм из Бернем-Нортона, каковая скончалась 19 декабря 1736 года в возрасте 10 лет, 2 недель и 1 дня».

Некоторое время они молчали. Затем Сандра взяла Джулиана за руку.

— Говорят, в те дни люди не любили своих детей. Но ведь это неправда, скажи, Джулиан!

— Конечно, неправда. — Он опустил голову. — Конечно, эти Хибгеймы любили свою дочь. Недаром они посчитали каждый день ее жизни.

Помолчав, Сандра сказала:

— Знаешь, эта твоя история с Бекки… Ты должен прекратить. Это просто жестоко. Я имею в виду, по отношению к твоим матери и отцу.

— Чего-чего?

По лицу Сандры было видно, что разговор ей неприятен.

— Просто отпусти ее. Позволь ей вырасти. Говоришь, что твои родные несчастливы, а сам что творишь? Разве не понимаешь, что своим поведением режешь их, как ножом?

— С чего вдруг? Это из-за то, что я сказал, что они не в состоянии за нею присмотреть?

— Именно так.

— Я боюсь за сестру, — сказал Джулиан. — Кругом столько всяких гадостей.

— Знаю. Знаю, что ты боишься. Но отпусти ее, прямо сейчас, прошу тебя.

Они покинули придел и направились к дверям церкви. Тени ползли по полу перед ними, сливаясь и истаивая; конечности этих теней мнились лапами гигантских животных, очертания казались диковинными, потусторонними, отражались и дробились в стеклах. Невидимый агрегат в полях перестал стрекотать, а предчувствие грозы, разлитое в воздухе, заставило умолкнуть птиц и разогнало насекомых. Сандра с Джулианом соприкоснулись ладонями, переступив порог: мимолетное касание тыльными сторонами. Она не смела взглянуть ему в лицо, он не смотрел в ее сторону. А в отдалении, незримое, но легко воображаемое, беспрерывно, глухо и неодолимо, рокотало море.

Джулиан позвонил домой с телефона-автомата в пабе на прибрежной дороге.

— Мам, дома все в порядке?

— Ты где?

— В «Корабле», — ответил он, на мгновение сбив Анну с толку.

— Когда нам светит счастье тебя увидеть?

Пауза.

— Дня через два.

— Робин думает, что ты уехал насовсем.

— Пусть не строит иллюзий.

— Джулиан, у вас там какие-то проблемы?

Снова пауза.

— Нам надо будет поговорить. Но не сейчас, как-нибудь потом. Когда я пойму, что все-таки происходит. Не волнуйся, мам. Просто пока я вернуться не могу. Еще нет.

— Джулиан, если ты так неуклюже пытаешься меня успокоить, пожалуйста, прекрати. Иначе я совсем изведусь.

— Не говори отцу, что я звонил, хорошо?

— Почему это?

— Я просто хотел убедиться, что с тобой все нормально.

— Джулиан…

Тишина. Трубку повесили. Надо съездить туда, подумала Анна, взглянуть своими глазами. Тут ей пришло в голову, что она не очень-то представляет, где именно живет миссис Гласс. Ничего, найдет, это ей по силам… Но как быть с Мелани? Девочке срочно нужна одежда; надо бы отвезти ее в магазин. Даже если отложить поездку на денек, все равно Кит одну с гостьей не оставишь. Это нечестно — бросать дочь на трудного подростка, пока мать гоняется за блудным сыном. Какая разница, задержится Джулиан на несколько дней или нет? На него не похоже играть в таинственность; возможно, происходящее как-то связано с матерью Сандры, с семейным бизнесом, о котором Джулиан почему-то не хочет говорить. Остается надеяться, что дело не в новых неприятностях с полицией. Потом явилась другая мысль, из разряда тех, что посещают каждую женщину, чей сын вырос и пустился, так сказать, во все тяжкие: может, Сандра беременна? Может, пора устраивать мелодраму? Интересно, сумеет Ральф выкроить время и заехать к Глассам? Анна посмотрела на часы. Пожалуй, муж сейчас у миссис Гартри.

Дама почтенного возраста, миссис Гартри страдала глухотой и провалами в памяти. Она была подругой родителей Ральфа, прилежно посещала церковь, пока ощущала в себе силы, и Ральф взял за правило навещать ее раз в месяц. Миссис Гартри обожала обсуждать приходские новости — голос у нее был, что называется, трубный, — а также заполнять всевозможные формы на получение различных государственных пособий: кто-то неосторожно обронил при ней, что она имеет на это право. Ральф говорил, что ее банковскому счету можно позавидовать, однако помогал заполнять формы — дескать, у старушки осталось мало радостей в жизни, только эти формы и подготовка к собственным похоронам.