Лабиринты судьбы - Марина Преображенская

— Я поеду?

— На ночь? Вот еще! — возмутилась Таня. Она все же уговорила меня остаться у них до утра.

Утро принесло резкие изменения в погоде. Пошел сильный снег с дождем, небо заволокло густыми темными тучами, и из разверстых небес вдруг вырвалась зигзагообразная молния.

— Может, переждешь? — поинтересовался Андрей, уплетая горячие сырники со сметаной. — Сегодня суббота, у тебя еще пара дней про запас, куда торопиться?

— Оставайся! — присоединилась к уговорам мужа Татьяна, и даже маленький Юрик, уже привыкший ко мне и расстраивающийся каждый раз, когда я уезжала домой, скуксился и попросил:

— Оставайся! Я тебе масынку подалю. — Но тут же, подумав, решил не разбрасываться своими игрушками. — Нет, поиглать дам, но надолго. Пока будес у нас — иглай сколько хоцес.

— Спасибо, дружочек. — Я потрепала его вихрастую, давно позабывшую о ножницах головенку. — Непременно приеду и поиграю. А сейчас мне пора. Тань? — Я посмотрела на нее умоляюще. Очень не хотелось показаться невежливой, но мне действительно не терпелось поехать в Москву. Словно было какое-то нехорошее предчувствие.

Я отказалась от машины, решив, что нечего в такую погоду Тане выезжать на дорогу. По Кольцевой — еще куда ни шло, но московские улицы — это сплошная нервотрепка.

Меня проводили до остановки и постояли со мной до прибытия автобуса.

— Звони, — поцеловав меня, сказала напоследок Таня.

— Обязательно, — заверила я и села в желтый тупорылый полупустой ЛИАз.

От порывов ветра автобус едва не запрокидывался и натужно скрипел всем своим древним расползающимся по швам корпусом. По стеклам бил тяжелый упругий ливень.

Гроза прекратилась так же неожиданно, как началась, сверкнув причудливо преломленным лучом и тихо хлопнув отдаленным отзвуком грома.

— Первый ливень, — сказал сидящий через проход горбоносый дедок. — В первый ливень попасть, счастье на год запасть.

— Как вы сказали? — посмотрела я на него.

— Такая примета есть: кто в первый ливень попадет, тот весь год счастливым будет.

— Хорошо бы, — вздохнула я, все больше и больше поддаваясь необъяснимому чувству тревоги.

Автобус все-таки не рассыпался, и до Москвы мы доехали без приключений. Я вышла из автобуса и сощурила глаза от режущего света. Небо было голубым, без единого облачка, словно только что прошедший ливень вымыл из него все остатки скопившейся за зиму грязи.

На асфальте поблескивали лужицы. После такого ливня этих лужиц было удивительно мало. «Неужели вода так быстро испарилась?» — думала я. Почему-то этот вопрос занимал меня больше всего остального.

Я с удивлением смотрела под ноги, осторожно ступая в сторону метро.

— Эй, эй! — услышала я предостерегающий оклик и инстинктивно отпрянула. — Гляди, куда лезешь! Слепая?

Я натянула на лицо улыбку вежливости, осматривая странную старушенцию, завернутую в большой кусок клеенки, словно в древнегреческую тогу, и подпоясанную грязным обрывком бечевки. Она смотрела на меня из-под огромного серого берета, прижимая к груди маленького тощенького котенка. Он был так тонок, что показался мне игрушкой, какие некогда продавали у нас в галантерее: на проволочный каркас наклеена меховая опушка в виде цыпленка. Один такой цыпленок даже был мне подарен в четвертом классе на мартовские праздники моим одноклассником, тайно влюбленным в меня.

Долгое время этот цыплёнок стоял на полочке книжного шкафа, взирая на меня с независимым видом и сверкая бисеринками зеленых глаз.

— Машины же! Тоже мне — молодежь… — ворчливо бубнила под нос старушенция, показывая грязной рукой на красный сигнал светофора.

— Спасибо, — кивком головы я поблагодарила брюзжащую спасительницу.

— Купи котенка! — вдруг предложила мне она.

— Котенка? — Я несколько растерялась. Мне он совершенно был ни к чему, но я все-таки спросила: — А сколько он стоит?

Оживившаяся старушка стала горячо расхваливать свой товар, чуть ли не открывая коту рот, чтоб я могла убедиться в правдивости ее слов:

— Смотри, какой красивенький! И здоровый. А глазки какие умненькие! Ребеночек есть? Играть будут, он веселый такой!

— Сколько? — без особого энтузиазма повторила я свой вопрос.

— Тыща! — выпалила старушка и сунула мне в руки животинку.

«Хорошенький… Но на что он мне?» — мелькнуло у меня в голове, а руки уже доставали кошелек и вынимали оттуда мятую тысячу.

— Да что эта тысяча? — принимая деньги, все еще уговаривала меня старушенция. Она торопливо задрала свою клеенчатую хламиду и сунула купюру в глубину тряпья. — Две булки хлеба. Съешь — и все. А котенок будет долго жить.

Я прижала одной рукой к себе дрожащее тельце котенка, раздумывая, не вернуть ли его хозяйке, пока не поздно. Бог с ними, с деньгами! Что я буду делать с котом, и без того проблем полон рот?

Бабулька, видимо расценив мою нерешительность как попытку отобрать у нее честно заработанные деньги, стала быстро удаляться от меня, на ходу одергивая одежды.

Котенок пригрелся в моей ладони и громко затарахтел.

— Мурлычет, — пробормотала я и улыбнулась. — Ну и пусть живет у меня.

Придерживая одной рукой котенка у себя за пазухой, другой я шарила по карманам, отыскивая ключ от квартиры. Расслабившийся малыш мирно спал у моей груди, изредка открывая сонные глазки и подмигивая мне. Я легонечко тронула пальцем его холодненький носик. Котенок вздернул ушками и потешно чихнул, широко раскрыв большие зеленые глаза со щелочками черных слюдяных зрачков.

На такой маленькой головке со смешно топорщащимися усиками глаза действительно казались огромными. Цветом они очень напоминали цвет Кириных глаз.

«Зачем он приехал?» — от этой мысли меня передернуло. Во мне не было злорадства, если все, что он говорил, — правда, то я понимаю, как ему должно быть больно. Нехорошо получилось. Я выгнала человека, проделавшего такой далекий путь. Вышвырнула на лестницу его вещи…

Наконец я нашла ключ и открыла дверь. Мягко опустив котенка на пол, я присела на стульчик и стала расшнуровывать высокие ботинки из толстого мягкого нубука.

Внезапно я услышала, что за дверью кухни кто-то негромко разговаривает. Видимо, говорящие не слышали моего прихода. Я медленно, стараясь не дышать и боясь, что мое сердце грохочет, как кузнечный молот, пробралась в коридорчик, ведущий на кухню, и прислонила голову к двери.

«Баба Зина!» — догадалась я и облегченно вздохнула. Значит, Леша ее не уволил и продолжает оплачивать ее услуги. А может, они еще не виделись?

Мне было неприятно думать о том, что я без помощи Леши не смогу пользоваться ее услугами. Собственно, убрать, приготовить и постирать для меня не составит большого труда, но вот отказать ей в деньгах… Придется набраться духу и объявить ей, что она уволена.