Время жизни - Роман Корнеев

Улисс уже думал об этом. Раз за разом прокручивая полученные по всему миру данные, он пытался строить какую-то модель. И ничего не получалось.

Не складывается, Захария. Операция вошла в финальную стадию уже после инцидента с Соратником Урбаном.

Улисс ненавидел называть так Армаля, хотя даже его собственное имя всплыло только сейчас, случайно. Вопреки всему.

Мы знаем, что вы с Соратником Урбаном были дружны, однако его смерть не повод делать поспешные выводы, и до того были случаи гибели…

Нет, он должен объяснить. Донести свою информацию.

Он был первым сигналом, но потом были другие – караван с грузом, едва не задержанный над Альпами, потом неожиданные беспорядки на химических терминалах Каира. Тут дело не в увеличении количества инцидентов и столкновений. Идет какая-то сложная игра, и я не понимаю, кем она ведется.

Захария продолжал захватывающий рассказ о каких-то американских подковерных играх, а сам думал, думал, думал. Не дождавшись ответа, Улисс продолжил.

Слишком точны удары. Они словно наносятся вслепую, туда, где нет возможности для аналитики, где мы не даем Корпорациям ни единого повода бить так жестко и так решительно. Что-то выдает наши планы. Что-то или кто-то.

Захария задал свой вопрос словно через силу. Вопрос был вынужденный, но в такой ситуации – дурацкий.

Что говорит Ромул?

Ромул молчит. Я не сомневаюсь, что, если ситуация действительно начнет выходить из-под контроля, он вернется с Площадки. Но сейчас он молчит, и нам нужно сделать все, чтобы операция не задерживалась ни на день.

Слова-слова, это все тоже были слова. Но следующий уровень этих слов должен быть теперь понятен Соратнику. Улисс пойдет до конца в своем расследовании. Сам раскопает и сам решит.

Какой у тебя план, кого ты подозреваешь?

Если бы так… Улисс был перед собой полностью откровенен. Плана у него не было. Была надежда на решающую встречу, которая изменит статус-кво.

Урбана убил один из нас.

Это невозможно. Любое перемещение Соратника…

Не Соратник. Одиночка, способный убить Соратника. Гибель Урбана была первым доказанным убийством избранного. До сих пор это казалось невозможным. И даже Ромул согласен, что надо искать чужака.

Улисс был готов подозревать любого, в том числе самого Ромула, в чем угодно. Когда творились такие дела… Но одно он знал наверняка. Соратник не может пойти против Корпорации, Соратник не может пойти против Соратника. Он знает цену своего дара, и он знает цену провала проекта «Сайриус».

Мир вокруг снова застыл на грани саморазрушения, затрещал по швам, отчетливо поплыл под яростными ударами сердца Улисса. Спокойно. Гнев, похоже, остался последним чувством существа, бывшего когда-то человеком… гнев и любовь. Мелькнуло перед глазами лицо Коры. Отлегло.

Он умеет экранироваться. При этом у него достаточно развит контроль над миром, чтобы ударить и победить. И он чувствует нас, потому что мы не чувствуем необходимости прятаться от подобных себе. Он следит за нами, теперь уже точно зная, что мы такое.

Наверняка он пытается сигналами другим Корпорациям отвлечь нас от себя, отсидеться… Ромул наверняка ждет хоть единственной возможности…

Я почувствую его сразу. На нем предсмертный знак Урбана. Такой след не сотрешь. Я не уверен, что на такое способен даже сам Ромул. Стоит ему только раскрыться – я буду там. И, похоже, он это знает.

На месте этого одиночки я бы стал торговаться, шантажировать нас, но никак не сливать просто так информацию всему миру.

Улисс не стал спорить. Он сам сейчас чувствовал себя таким одиночкой. И готов был уже на все что угодно. Впрочем, хладнокровие, выдержка, терпение. Ловушка уже готова сомкнуть свою хватку поперек туловища осторожной городской крысы.

Идет игра, круги расходятся по миру. Кто-то из Соратников ведет свое расследование, кто-то не слишком осторожно предпринимает контрмеры против действий противника, кто-то выжидает… Ромул скорее всего тоже что-то держит про запас. Слишком много неизвестных. Все напряжены, Корпорации стоят на ушах, аналитический отдел не спит ночами.

Что ты решил?

Я? Я найду этого чужака.

У них было еще полчаса, продолжалась какая-то необязательная беседа, Улисс откинулся в кресле и принялся поглощать заказанные пункты меню, не разглядывая особо ингредиенты. Слабость каждого Соратника в том, что их физические тела отнюдь не разделяют мощь собственного тайного имаго. Им нужно есть, им нужно спать, им нужно отправлять прочие физические потребности, и часто этими потребностями приходится пренебрегать, потому что Соратник нужен Корпорации круглые сутки. Медицина же – не всесильна, иногда полезно урвать момент и просто по-человечески поесть.

– Андреас. Передавайте привет нашим заокеанским коллегам!

– Непременно, мы же с вами делаем одно общее дело, на благо «Джи-И»!

Обнялись, расцеловались. Два босса отужинали вместе. Поулыбались друг другу в меру фальшиво и разъехались по своим делам.

Выходя, Улисс заметил излишне внимательный взгляд метрдотеля. Что-то он заметил. Что-то ему показалось странным в двух этих людях.

Улисс чертыхнулся и повернул к главному выходу, где и стоял молодец в ливрее. Дьявол, эти личины должны оставаться безупречны!

Ненависть снова скрутила Улисса. Ненависть к своей каждодневной работе. Она была и такой.

Нет. Она всегда и оставалась – вот такой.

Распахнуть тонкую кисею внутреннего мира ему навстречу, пронизать его насквозь, каждую клетку его организма. Соратник может подчинять себе пространство, но тонкие манипуляции даются непросто. Нужно сосредоточение. Сейчас было не до него, как было не до излишней подозрительности этого парня. Существуют сотни способов убить человека незаметно, без следов и ненужных расследований. Можно убить на расстоянии и с отсрочкой смерти на известное время. Да, Соратник – идеальная машина для убийства, но использовать Соратника в таких целях… Убить можно и лазерным скальпелем. Чтобы кого-то им спасти, нужно куда больше умения. Какую чушь он несет…

Все просто, у парня слабое сердце. Сквозь толщу его плоти Улисс видел узлы мертвеющих мышечных тканей. Плохое насыщение кислородом, клеточная структура вырождается. Ему не протянуть и двух лет с таким сердцем. Нет. Ему не протянуть уже и двух часов.

Ощущение пришло немедленно. Эта боль за грудиной была его болью. Невозможно управлять материей, не став ею, невозможно не сделать ее частью себя. Каждое его движение – как кромсать себя на части. Улиссу не привыкать.

Метрдотель охнул и посерел лицом. Ничего, сейчас отпустит, это только первый сигнал. Потом будут еще. У тебя вдруг кончатся все мысли разом, ты будешь думать только об этом тяжком холоде за грудиной. Тебе не придет в голову рассказывать о двух подозрительных людях. А завтра ты умрешь.