Дагги-Тиц - Владислав Крапивин

— Хорошо, что пришел!.. Только купаться мне сегодня нельзя…

— Все еще болит этот гер… греп…

Лёнчик засмеялся:

— Герпис… Не болит уже. Но у меня сегодня день рожденья!

Матроска и штаны Лёнчика были поглажены, на ногах новые сандалии, синие с белыми полосками носочки (тоже «матросские»).

— Поздравляю. Девять стукнуло?

— Да!

— Бежит времечко, — умудренно покивал Лодька. — Скоро на пенсию…

— Да!.. — опять засмеялся Лёнчик. — Но еще не завтра. — Лодя, ты придешь в гости?

— Я? — растерялся Лодька. — Да куда мне… в таком-то виде… Вот и башмак сегодня раздолбал…

— Ну… это же не сейчас, а в четыре часа… — Лёнчик сразу приуныл. Почуял, что Лодька может увильнуть.

— Я… не знаю даже. А кто еще к тебе придет?

— Никита и Федя, я про них говорил. И еще Наташа Ветлугина, тоже из нашего отряда…

«Компания… Что я буду среди них делать?»

— А мама… тоже будет?

— Она только заглянет, чтобы сварить какао, и уйдет на работу… Лодь, ты что, боишься ее?

После такого вопроса, что оставалось делать?

— Ладно, в четыре, — сурово сказал Лодька.

Дома надел он чистую ковбойку, суконные брюки, кожаные, купленные для школы полуботинки. Припорошил маминой пудрой синяк на подбородке. Причесался. Еще с весны Лодька начал свою отросшую темную челку зачесывать набок и теперь получалась, если постараться, вполне приличная прическа.

Что подарить Лёнчику, Лодька решил еще по дороге домой. Книжку писателя Корнеева «Путем отважных». Ничего более подходящего не было. Немного жаль, но ради такого дела можно пожертвовать. Как там называлась диссертация Арамиса? «Всякой жертве должно сопутствовать некоторое сожаление…» Или что-то вроде этого…

Книжка лежала не на стеллаже, а на этажерке. Почему-то под новыми учебниками. Лодька потянул ее. Конечно же, учебники посыпались на пол. Лодька (ругая систему народного образования) взялся их поднимать и увидел на нижней полке плоскую картонную коробку. Игра «Острова»!

Вот что надо подарить-то! И не жаль! Сам он никогда больше не станет разворачивать эту игру. Чтобы лишний раз не вспоминать о Станиславе Каневской. А выбросить — рука не поднялась бы. Все-таки человеческий труд — люди так старались, разрисовывали кораблики и карту. (Да и… все-таки Стасин подарок…)

Лёнчику и его друзьям такая игра — в самый раз…

— Вот, — сказал он, вручая имениннику коробку. — Когда-то эту штуку подарили мне. Говорят, что вообще-то передаривать подарки не полагается, но, если хорошему человеку и от всей души, то можно…

Хороший человек расцвел.

Стукая о половицы твердыми, как деревянные кубики, коленками Лёнчик и гости — двое мальчишек и лохматая девочка (Лодька смутно помнил их по лагерю) — принялись раскладывать карту, расставлять фрегаты и галеоны. Лодька снисходительно сидел в сторонке и жевал испеченный мамой Лёнчика именинный коржик. Мамы не было: когда Лодька появился, она уже ушла на работу. Поэтому он не стеснялся.

— Лодя, а это что? — Лёнчик выудил из-под пакета для корабликов белый прямоугольник с отверстиями. Начал рассматривать на свет. Лодька еле удержался, чтобы не выхватить его сию секунду. Это был шифр для переписки со Стасей (и как он оказался в коробке?).

— Дырки… и печать какая-то… — Лёнчик все вертел в пальцах ватманскую карточку.

Конечно, печать! Ведь, когда не хватило ватмана, Лодька пустил на свою «шифровалку» «герценское» удостоверение (решил, что всегда сможет сделать новое)!

Лодька небрежно сказал:

— Ерунда. Это не для игры, а случайно здесь. Дай-ка… — Он взял карточку, подошел к открытому окну. Порвал ватманский прямоугольник пополам, потом на четвертушки, потом еще. Получившиеся кусочки аккуратно изорвал на мелкие клочки. Окно выходило на улицу, вдоль улицы тянул ветерок. Лодька перегнулся через подоконник, сдул с ладони кучку белых чешуек. Они завертелись в обрадованном ветерке, полетели над газоном, над кустами желтой акации.

Лёнчик смотрел, кажется, с тревогой, но ни о чем не спрашивал. А Лодька испытал облегчение, будто порвал последнюю нитку, которая связывала его со временем, называвшимся «В вихре вальса»…

Он улыбнулся Лёнчику, сел с ребятами перед картой и стал объяснять — как двигать корабли и обходить морских чудовищ, пиратов и водовороты…

Увлекся, начал играть с третьеклассниками на равных и не заметил, как прошло два часа…

Потом они (второй раз уже) пили какао и земляничный морс, дожевывали пирожки и коржики, и наконец гости решили, что им пора домой.

Лёнчик сказал, что хочет проводить Лодьку:

— Если ты разрешишь…

Лодька разрешил.

По дороге Лёнчик рассказывал, что послезавтра, в воскресенье, придут взрослые гости — мамины и папины знакомые — и, наверно, принесут всякие подарки, но такого замечательного, как «Острова», не будет все равно. И если с этими гостями «сделается скукотища невмоготу», он возьмет коробку с «Островами», потихоньку удерет к Никите, и там они снова развернут морские приключения…

Лодька поглядывал сверху вниз, кивал и думал, что все-таки Лёнчик — не просто случайный приятель-третьеклассник. Есть какая-то «ниточка». Наверно, дело в том Лодька видит в Лёнчике маленького себя. Не в точности себя, а каким хотел он быть в девять лет — такого вот ясного и с открытой душой…

А Лёнчик закончил речь про «Острова»

— В общем, Лодя, большущее, просто океанское тебе спасибо… Ой, смотри, кто идет!

Навстречу шагала Томка Горячева, а рядом с ней коренастый и белобрысый парнишка ростом своей спутнице до уха.

Томка без удивления и улыбки сказала:

— Лодя, здравствуй. Лёнчик здравствуй. Это мой друг Миша Калинкин, я тебе, Лодя, про него говорила. Хорошо, что мы тебя встретили. Мы тебя искали…

— Зачем? — слегка обалдело сказал Лодька.

— Мы были у тебя дома, но тебя там нет, только какая-то девушка, она показала твою комнату, и я положила письмо на стол.

— Какое письмо? — Лодька забеспокоился. Смотрел то на Томку, то на ее спутника.

Миша Калинкин сказал невозмутимо:

— От Каневской.

Видимо, он был в курсе дел.

Ясно, что Лодька захлопал глазами.

Томка объяснила чуть снисходительно:

— Чего ты, Лодик, удивляешься? Я все ей рассказала. То, что ты говорил мне в лагере. Только я не могла сразу. Стася после экзаменов уехала с родителями в Омск, насовсем. А недавно вернулась на день с мамой, чтобы забрать оставшиеся вещи. Я с ней встретилась и поговорила.

«Во как просто. Для нее, для Томки…» — подумалось Лодьке. Но он молчал.